По обе стороны огня (сборник). Валерий Поволяев
тоненькая, как свечка, глазастая, с каштановым хвостом волос, перетянутым цветной лентой.
«Путана», – отметил Шатков.
Эта девушка, в отличие от школьниц, зацепилась за него взглядом и села за столик неподалеку. В городе наступило бессезонье, клиентов не хватало, путаны простаивали, поэтому на безрыбье и рак был рыбой.
«Чудо-юдо-рыба-рак, – вздохнул Шатков, – хлоп по пузу просто так! И что только в голову не лезет? Ерунда какая-то, пустота, тьфу! Выход надо искать, выход! Где Кононенко, куда он подевался, что с ним произошло?»
Путана оглядела Шаткова поподробнее и поскучнела – не клиент, – отвернулась от него и нервно стукнула длинными острыми ногтями по пластиковому столу, впилась глазами в дверь, где показались двое широколицых хмельных молодцов, расцвела в радостной улыбке: вот они, клиенты!
«Готова сразу под двоих лечь», – продолжал свои наблюдения Шатков.
Появилась еще одна путана – широкая в кости, веселой хохлацкой породы, с сочными свежими губами, что-то жующая – то ли резинку, то ли конфету, с томным взглядом и манерами представительницы высшего света, также заняла отдельный столик.
«Если Кононенко не возникнет на горизонте, то придется выбирать одну из путан и ночевать у нее. Другого выхода нет…»
Кононенко так и не появился, сколько Шатков ни звонил ему: он как сквозь землю провалился, хотя день назад Шатков говорил с ним по телефону из Москвы и у Кононенко никаких срочных дел на сегодня вроде бы не предвиделось и тучи на горизонте не возникали. Что случилось с тезкой, кто отвлек его, каким делом повязал? Вопросы, вопросы, вопросы, сплошные горбатые знаки, ведомые каждому несмышленому школьнику, – всюду одни только вопросы и ни одного ответа на них.
Воздух за окном сгустился, посинел, на недалеком молу, увенчанном старым белокаменным маяком – греческой еще, говорят, постройки, – зажглись огни, набережная, около которой стоял дряхлый теплоход, тоже украсилась огнями. Шатков с грустью посмотрел на набережную, на теплоход, набитый людьми, полный музыки, напитков, чьих-то надежд, любви, свиданий, и ему остро (даже в горле что-то захлюпало, и сам он сделался каким-то мягким, печальным) захотелось уехать отсюда, уплыть на этой вот древней громадине…
Он помассировал пальцами виски, растер уши, особенно тщательно мочки – говорят, в ушах, по-над хрящами, в мочках сокрыты важные нервные центры, управляющие телом, если их помассировать, – они и отрезвят человека, и снимут головную боль, глухоту, щемленье в затылке и тесноту в висках, заставят ровнее работать сердце, и дышать после этого обязательно сделается легче, – сходил к телефону-автомату, еще раз позвонил Игорю Кононенко. Пусто. На обратном пути бросил барменше:
– Приготовьте, пожалуйста, еще один кофе. Покрепче!
– Покрепче – только двойной!
– Тогда двойной.
– Это будет стоить в три раза дороже.
Шатков не удивился