Экзопулус вздымает волны. Анастасия Краун
стороны могло показаться, что полотно его заворожило, ведь Феня стоял без движения уже более двадцати минут, но Макс, мельком бросив взгляд, сразу понял, что его друг что-то пристально изучает, внимательно вглядываясь в каждый сантиметр картины.
– Очаровались бездарностью? – послышался со стороны скрипучий, хриплый, но довольно громкий голос, от которого Макс вздрогнул.
– Ефим Иосифович, вы опять… вдруг резко подобрались… – попытался выразить мысль Елисей, – напугали опять…
– Лучше бы вы, Елисей, так пугались тому, что висит на этих стенах, тогда, быть может, у искусства был бы хотя бы небольшой шанс. – Кожедубов-Брюммер подошел ближе, и Макс, наконец, смог его разглядеть – худощавый, невысокий старичок с густой белесой шевелюрой, несмотря на свой возраст, совершенно не походил на образ типичного пенсионера. В нем чувствовалась уверенность и властность, такими обычно изображают в исторических фильмах престарелых полководцев и завоевателей.
– Ефим Иосифович, ну не начинайте… пожалуйста. У нас вот сотрудники новые в галерее…
– Очень приятно с вами познакомиться, – вставил Макс, – много о вас наслышан.
– Я тоже достаточно о вас наслышан, парочка протеже Вишцевского здесь, конечно, были нужны, как глоток свежего воздуха. А я-то все ответа не находил, что же поможет вытащить нас с самого дна. Конечно же, вы двое.
– Ну, кто знает, у нас много талантов, – попытался разрядить обстановку Макс.
– Да, я, например, талантливый арт-критик, – Феня очнулся от внимательного созерцания и вспомнил старательно заученную фразу.
– Святые небеса, все еще хуже, чем я думал, – Кожедубов-Брюммер театрально поднял вверх руки и закатил глаза, – нас поглотила бездна.
– Знаете, при всем к вам уважении, – Елисей немного продвинулся вперед, – мы не находимся на самом дне… в смысле, может, и находимся, но не на самом. А чтобы не получилось, что мы уже на самом дне, тогда надо что-то сделать и привлечь посетителей…
– Перформанс какой-нибудь, – между делом вставил Макс, – актуально, свежо…
– Наилучший вариант, – перебил академик, – поменять вывеску на «Артекториум – галерея современного убожества». Тут уж мы точно никого не разочаруем. Даже самые взыскательные посетители с лихвой получат! Да взять хотя бы вот это, – Ефим Иосифович направил жилистый палец на картину с воронками, – это же позор!
– Между прочим, она продана почти за триста тысяч рублей… У меня бы за такие деньги кто-то хоть одну картину купил, – обиженно добавил Елисей, – я бы и воронки, и что угодно рисовал.
– Вот отсюда и все проблемы. Мир сошел с ума, – подытожил Кожедубов-Брюммер. – Как хлынули из фонтана16 на нас зловонные воды, так и барахтаемся мы в них до сих пор и не можем выплыть.
На этих словах Макс поймал себя на мысли, что определенно пора сменить тему разговора, который, мягко говоря, начинал двигаться в не