Исток бесчеловечности. Светлана Бринкер
путь. В этом доме Владыка Топей был человеком. Тут он принял решение, превратившее его в чудовище. Подробностей я даже знать не хочу. Ясно, что чародей не сможет столкнуться с воспоминаниями о выборе снова.
– Расскажу вам, – продолжал Штиллер, – одну старомирскую историю. Не сказку, а быль. В королевстве моих предков коренное население методично уничтожило практически всех рыжих. Серьёзно, отделили рыжих, бросили в котёл, сварили суп и сожрали. Потом главный людоед помер, и его сотрапезников призвали к ответу. Оправдывались те разнообразно. Например, страхом перед гневом тирана-брюнета. Опасениями за будущее детей, под влиянием рыжих будто бы способных пойти по неверной дорожке. Убеждением, что волосы такого непристойного оттенка служат опознавательным знаком зла и скрытого уродства. Многие просто говорили: «Я не знал, что рыжих едят. Сам не пробовал, только свежевал и толкал в мясорубку».
Но каждый понимал, когда, в какой момент превратился в чудовище. Никому не хотелось вспоминать о своём решении выдать перекрашенного соседа, плюнуть в светловолосого ребёнка, побить окна лавочнику, дочь которого, говорят, в прошлом году встречалась с рыжим. Мысль о том, что был человеком, а после – бесповоротно превратился в монстра, непереносима. И мои предки заперли свои воспоминания в сундуки, снесли на чердак и сожгли дома вместе с чердаками, чтобы больше не знать о прошлом.
Так что допивайте вино, друзья. Болотник сюда не войдёт.
Бледные лица обернулись к двери, пламя свечей задрожало.
Дверь не отворилась.
Вырванная страница
Пряники с корицей в декабре
Наступил этот самый вечер.
Хося намотала на голову пёстрый платок со звёздами, рыбами и ягодами, подкатала зелёные рукава, позвала мешки из-под лавки, склянки из подпола и коробочки с дальней полочки. Ни михинские гномы, ни неверские мыши, ни мрачные горцы-элмшцы не подвели: доставили, что заказано. Даже соль Хося не позабыла купить, заглянув ещё с утра на Рыбий Базар. Она готовила в последнее время совсем без соли (из-за суставов, само собой, но и не желая провоцировать снеговиков в саду). Еремайка высыпала лучшую неверскую муку горкой на стол и принялась колдовать.
Когда стало темнеть, всепокоряющий ласковый аромат корицы и патоки наполнил холмы Приводья, заполз за опушку.
Вскоре под окном появился гость. Стукнул в стекло, старательно оттёр свои грязнющие рыбачьи сапоги за порогом, согнувшись, тихонько повесил куртку-трёхрукавку на гвоздь, присел, будто человек, и сделал вид, что задремал. Хося недовольно глянула на пришельца: воды с него уже натекло немало, пару маленьких уклеек выплеснуло из сапога под лавку. Но ничего не сказала: занята была.
Второй гость вошёл не в дверь, не в окно – влез через заслонку из подпола. Тенью скользнул в угол, затаился в ожидании. Только взгляд его чувствовался безошибочно, как острие кинжала в боку.
– Это же… Я с ним за стол не сяду! – заявил