Джихад по-русски. Лев Пучков
ограничился советом:
– На будущее: меньше дыма – больше шансов остаться в живых. Рекомендую принять к сведению.
– Щас дрова опять возьмутся, и дым пройдет, – успокаивающе заверил Сашко. – Ты не журись, бать, – коли враг будет рядом, мы так костер палить не станем. А щас же врага нету!
Антон хотел было сообщить юному балбесу, что настоящий враг тем и хорош, что никогда не знаешь, рядом он или где, а потому необходимо постоянно ждать его в самом неподходящем месте и держать уши торчком. Однако, взвесив все «за» и «против», не счел нужным вступать в полемику. Они впервые оказались с казачатами вне станицы, что называется, от общества отбились. Поэтому ребятишки, до сего момента покидавшие Литовскую лишь в составе многочисленных нарядов, не успели откорректировать модель поведения, их беспечность вполне оправданна. В этой связи чрезмерная забота «батьки» об их безопасности может быть истолкована не то чтобы необъективно, а вовсе даже превратно. Чего доброго, подумают, что «батька» трусит, поди потом разубеди. Ничего, пусть порезвятся – надо будет как-нибудь потом отдельно преподать им сокращенный курс выживания…
Мальчишки трапезничали, как троглодиты: жадно хватали куски вареного мяса, соленые огурцы, сваренные вкрутую яйца, ломали испеченный накануне вечером хлеб, обжигаясь и пачкая рты, лупили полусырую картошку, запивая все это безобразие холодным молоком и оживленно галдя. Антон с удовольствием наблюдал за ними, не спеша пережевывая свою порцию и ожидая, когда пропекутся нижние картофелины, защищенные от разрушительного пламени.
Костер создавал ощущение уюта и какого-то особого комфорта: казалось, промозглая сырость, смирившись с изобретательностью людей, отступила, вытесненная за пределы невидимого круга жарким дыханием умиравшего в огне благородного дерева. Хотелось блаженно жмуриться и сидеть вот так бесконечно, забыв обо всех проблемах этого несовершенного мира. Мальчишкам вон все нипочем – плевать, что граница под носом, супостат может в любой момент пожаловать непрошен. Эх, юность беззаботная, до чего же ты прекрасна!
И вообще все было бы совсем хорошо, если бы не бдительный Колян. Товарищ, конечно, местами свой, но тем не менее принадлежность имеет к органам правоохраны, с которыми отношения у Антона как-то не сложились. В этом аспекте коляновская бдительность совсем неуместна, а где-то даже чревата. «Притертый», например – черт, как же его зовут-то? – на такие нюансы внимания не обращал. Казак – друг, надежда и опора. Постулат выверен суровой обстановкой и временем, обсуждению не подлежит. Какие могут быть нюансы? Как он, этот казачина, организует свою личную жизнь, никого не волнует, лишь бы в трудный час оказался в нужном месте и подставил крепкое плечо с вечным синяком от приклада.
А Колян вот озаботился. Кто его знает, что у этого типка на уме? Из райцентра рукой подать до штаба Объединенной группировки, куда Колян как начальство обязан еженедельно наведываться на совещания. А в штабе, между прочим,