Питер Терпи. Данила Андреевич Трофимов
мне.
Они оказались на кухне. Дым, шум, воздуха нет. Когда собравшиеся заметили Аню, поднялся ещё больший шум: «О-о-о-о-о!»
– Садитесь, садитесь сюда, – сказал парень, у которого на голове трепетался индейский убор – с перьями и бисером. – Сегодня я – вождь этого квартирника, моё имя Аскук – тот, чьё имя на вечерине будут помнить долго!
Все рассмеялись.
– Аня, кто этот юный горящий факел? Наш новенький? А, новенький! Угрюмый ты! – парень обратился к Корнею. – Раскурим трубку мира?
Корней помотал головой.
– Не курит! – всплеснул руками Аскук, – это хорошо: здоровеньким же должен кто-то помирать.
Молодые люди пили и разговаривали, а над ними, то и дело растворяясь и как бы рождаясь снова, летала муха. Корней её заприметил однажды и всё следил за ней.
– Вы чего, Корней, смотрите туда? – спросила Аня.
– Там летает муха.
– Какая муха? Не вижу ничего.
– Правда, она там есть. Просто из-за дыма плохо видно.
– Верю. Вам не скучно?
– Нет, не скучно, спасибо.
– У нас хорошая компания, вот увидите. Сейчас начнут читать стихи.
И правда, Аскук взобрался на стол и начал декламировать:
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролёт до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандюгами жарю спирт.
– Да слезай ты, бандюга! – закричал какой-то парень и полез обниматься к Аскуку.
Аня произнесла тихо, так, чтобы слышал только Корней, но как будто и не ему вовсе:
Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-желтым огнем.
– Чего это вы? – спросил недоумённо Корней.
Она улыбнулась и ответила только:
– Ничего.
Кто-то принёс гитару, затянули все вместе сначала «Батарейку», потом Аскук опять оживился, распушил свои перья и глядя на деву, сидевшую напротив него, как на одну-единственную, выхватил гитару и зачитал: «Я не кидал никого никогда, я говорил только «да» иногда…» В припевах Аскуку помогали все: «Ты кидал! Ты кидал! Ты кидал! Да-да!» Аскук потел, перья с него сыпались, он приплясывал заразительно, все ему в такт кивали. После этой песни, Аскук вдруг обратился к Корнею: «Новенький, могёшь чё-нить сбацать?» Корней кивнул и взял гитару, начал перебирать медленно струны, всё громче и громче, а потом запел: «Спроси Неву, ты знаешь, я давно живу…» Его голос медленно растворялся среди подпевающих голосов. Последний припев Корней уже играл молча, прислушиваясь к нестройным голосам и отличая среди них голос Ани.
Пили и бушевали, растаптывали паркет под «The Beatles». Аня тоже танцевала, чуть поодаль от Корнея. Она медленно раскачивалась, держа в руках бокал, с закрытыми глазами, как будто вдыхала музыку, как морской воздух, целительный и успокаивающий. Аня, похоже, почувствовала на себе взгляд Корнея, обернулась к нему и пригласила танцевать, и он, никогда не танцевавший, стал неуклюже перебирать ногами и хлопать в такт музыке. Аня не открывала глаз и улыбалась. И Корнею казалось, что