Книга о красивой жизни. Небольшая советская энциклопедия. Александр Левинтов
удивления обычна и банальна, просто хрестоматийна, и, попади я за какие-нибудь грехи опять в среднюю школу № 437 на урок литературы к Анне Марковне, то так бы и озаглавил это сочинение на вольную тему «Евгений Онегин как типичный лишний человек первой половины XIX века и спасение массандровской коллекции как типичный подвиг советских людей в годы Великой Отечественной войны».
Ненастной осенью 1941 года немцы подошли к Севастополю и наверху было решено ничего фашистским гадам не оставлять, особенно выпивку…
Из Москвы в тихую Ялту пришел секретный приказ: что нужно – эвакуировать, что можно – спрятать, остальное – вылить и уничтожить.
Массандре к тому времени было всего пять лет, предприятие молодое, новых людей – больше половины. Политическая и военная обстановка – сложные, враги народа еще не все обнаружены, но уже поднимают свои змеиные головы, ну и так далее, все, что положено говорить перед выполнением ответственного задания сверху. Ведь обидно, в самом деле: экспроприировали частные коллекции вин мы, хранили в Массандровских подвалах мы, а пить будут – они.
Вот досталось бы немцам национальное достояние советского народа, а они, с присущей им педантичностью и наглостью, стали бы винную коллекцию разбирать, да выяснять, у кого, что и сколько было в 1921 году изъято, конфисковано и национализировано. И пошли бы вопросы: а где, к примеру, «Седьмое небо» князя Голицына? Где – его же знаменитые алтайские меды? Где старки и коньяки блистательного графа Воронцова? Ну и так далее. И не объяснишь же проклятым оккупантам и газетчикам из союзных стран, что раз народное достояние, то лучшие сыны и вожди народа им и попользовались маленько.
Что смогли – замуровали в недалеких подвалах других винзаводов, что надо – тщательно упаковали, отсортировали и приготовили к эвакуации, остальное… Воду из всех брандсбойтов и калибров пустили, семнадцатитонные бочки пооткрывали, а бутылированное просто разбивали ящиками. Старые бондари и виноделы навзрыд, а вслух – не моги, еще не все пособиики и наймиты фашизма и оголтелые шпионские диверсанты выявлены и ликвидированы, а дело военное и исполнение незамедлительное. Один, однако, трубку сунул в винный ручей, что стал вытекать из подвала, – девять градусов крепости ручей. Сахаристость, жалко, не смерил.
Дело темное, но то замурованное немцы таки вылакали: то ли сами пронюхали, где оно спрятано (что немудрено – советскую кладку, да еще наспех сделанную, от дореволюционной в любой темноте различишь), то ли кто из наших стуканул, родину и самое святое в ней предал, а может, это вообще была партизанская хитринка – упоить врага насмерть.
Пятьдесят тысяч бутылок (теперешняя цена каждой такой бутылки – по 8–10 тысяч долларов) погрузили на пароходик «Массандра» вместе с двумя сопровождающими старыми виноделами и проверенными товарищами и отправили, сказав всем для бдительности, что в Туапсе, в Новороссийск. А туда уже тов. Микояном и тов. Зотовым (тогдашним наркомом Пищепрома) уже было дано распоряжение, подписанное тов. Кагановичем, выделить два вагона для отправки особо ценного груза в Куйбышев в сопровождении.
Уже за Тихорецкой сопровождающие почувствовали неладное – вагоны их расцепили и один загнали в тупичок: война войной,