.
сказать ему хоть что-нибудь. Что угодно.
Не в моем стиле заниматься поисками пропавшей девушки. Пусть этим занимаются идеалисты – я же практична. Для такого поступка нужна надежда, а у меня ее давно нет. Мир безумен, и я не могу его изменить.
Так почему же я все еще думаю о Мириам Родвелдт?
Почему я уверена, что сегодня днем вернусь к фру Янссен? Если только мне не удастся отговорить себя?
Глава 4
Что же изменилось в моей стране за прошедшие два года? Всё – и ничего.
После ланча я выхожу на улицу и сажусь на велосипед. Продавец Бирманов отпускает овощи покупателю. Как будто владельца лавки не посадили только что в грузовик и не увезли. Как будто мир фру Бирман не рухнул.
Когда я возвращаюсь на работу, у господина Крёка есть для меня задание, связанное с официальной службой. Завтра похороны, и мне нужно написать объявление в газету и договориться в цветочной лавке. В половине второго господин Крёк подходит к моему столу и показывает черновик объявления. Я неправильно указала адрес церкви.
– Вы себя хорошо чувствуете? – Господин Крёк – маленький пухлый человечек; круглые очки придают ему сходство с черепахой. – Обычно вы не делаете ошибки. – Он мигает и пристально смотрит на свои туфли. Мы знаем друг друга почти год, но он чувствует себя неловко. Иногда мне кажется, что он стал владельцем похоронного бюро, поскольку ему легче проводить время с мертвыми, нежели с живыми.
– Извините. Наверное, я немного отвлеклась.
– Почему бы мне самому не заняться объявлением и цветами? – предлагает он. – У меня для вас несколько поручений на сегодня: мясник, а потом фру де Врис. – Он морщится, произнося это имя. Теперь понятно, почему он так легко спустил мне ошибку с газетой. Это компенсация за предстоящее общение с фру де Врис.
– Благодарю вас, – отвечаю я и хватаюсь за пальто, опасаясь, как бы он не передумал. Разберусь с фру де Врис позже, а сначала заеду к фру Янссен.
Так, это что-то новенькое. На здании через дорогу появилась надпись: «Да здравствует фюрер!» Она сделана белой краской, которая еще не высохла. Теперь я буду видеть ее каждый раз, выходя с работы. Хотел ли владелец магазина продемонстрировать, что он на стороне нацистов? Или эта пропаганда – дело рук самих нацистов? Никогда не знаешь навярняка.
С начала оккупации прошли акции протеста. Забастовка рабочих была быстро подавлена, и на улицах остались трупы. Папа считает, что нужно побольше таких акций. Ему легко говорить: ведь больная нога не позволяет в них участвовать. Мама считает, что нацисты – звери. И они были бы ей безразличны, если бы оставались в Германии. Она лишь хочет, чтобы они убрались из ее страны. После войны люди будут сидеть и вспоминать, как храбро они боролись с нацистами. Но эта «борьба» ограничивалась тем, что они носили красную гвоздику в честь королевской семьи в изгнании. А может быть, люди будут сидеть и говорить по-немецки, потому что немцы победят. И найдутся такие, кто будет ликовать по этому поводу. Это те, кто верит в нацистов