Последняя тетрадь. Изменчивые тени. Даниил Гранин
рассказала это Майя Кавтарадзе, дочь Сергея Кавтарадзе, довольно известного и в России, и в Грузии революционера. В 1915 году он окончил юридический факультет Петербургского университета, что выгодно отличало его от других деятелей партии. Выгодно, а может, и невыгодно для него. Был наркомом юстиции Грузии, потом участвовал в троцкистской оппозиции и далее, конечно, был арестован.
Отсюда начинается рассказ Майи. Мы сидели на даче у Товстоноговых в Комарове и слушали эту странную историю из «Сказок 1001 ночи».
Мой отец Сергей Кавтарадзе в 1940 году в очередной раз вышел из тюрьмы. Его сажали часто, то царское правительство, то при меньшевиках в Грузии, то советская власть – это уже Сталин за участие в троцкистской оппозиции. Работы не было, его приятель, переводчик, занимался «Витязем в тигровой шкуре», устроил его редактором этого перевода. Однажды вечером за отцом приезжают двое, молчаливые такие, ничего не объясняют, увозят. Но мать сказала, что это не арест, у нее был опыт. Однако проходит час за часом – нет его. Мать ждет, не ложится. Наконец в шесть утра появляется хорошо подвыпивший.
Жили мы в коммунальной квартире. Две комнаты у нас и соседи. Одна из соседок открыла дверь – увидела отца, а за ним Сталина. Подумала, портрет. Надо же, с утра пораньше такую большую картину приволок. Но когда портрет сам по себе вошел, она тихо осела и потеряла сознание. Внизу, во дворе, где были магазины, грузчики выгружали хлеб и молоко. Увидев Сталина, а за ним Берию, они застыли.
Вошел отец, говорит матери – оденься, выйди, к нам Сталин приехал. Мать ему – ты пьян. Нет, говорит, выйди. Мать слышит, в той комнате ходят, разговаривают. Она оделась, вышла.
Мать Майи София была замечательная личность, это потом мне Натэла Товстоногова рассказала. Она была любимой фрейлиной при дворе Марии Федоровны, смолянка. Знала языки. Была и аристократичнее, и образованнее мужа.
Мама возвращается и говорит мне: «Встань, пойди поздоровайся». Я не хотела. Мать сказала: «Все же историческая личность, выйди». Я оделась, вышла. Слыхала, как Сталин сказал матери: «Замучали мы вас». Мать моя тоже сидела, вернулась из лагеря вся седая. Я писала в те годы каждую неделю письма Сталину и подписывалась: «Пионерка Майя Кавтарадзе». Кое-что, наверное, дошло, потому что Сталин сказал: «А, пионерка Майя Кавтарадзе!»
Внесли угощение в термосах, накрыли стол. Все четверо – отец, мать, Берия, Сталин – сидели, пили, вспоминали молодые годы. После этого отца назначили заместителем министра иностранных дел СССР.
Да, наутро соседка проспалась, не поверила нам и все допытывалась, почему мы носили портрет Сталина «туда-сюда».
Позже отец рассказывал, что он узнал, как все было. Сталин спросил Берию про Кавтарадзе, как поживает. Освобожден-то он был потому, что Сталин однажды вспомнил о нем, сказал, чтоб вернули из лагеря. Теперь, узнав, что Кавтарадзе с переводчиком работают над поэмой Руставели, захотел поговорить с ним. Их доставили в Кремль. Сталин слушал какие-то куски из