Возмутитель спокойствия. Макс Брэнд
до полудня, и к двенадцати часам дня он в одиночку перелопатил, не сходя с платформы, шестнадцать тонн сена. Знаю, в это трудно поверить, и впоследствии многие сведущие люди, разбирающиеся в подобных вещах, выражали большие сомнения на сей счет, но я был там и видел все собственными глазами, а потом еще собственноручно подводил итог по записям, сделанным в книге учета обвязчиком тюков.
Шестнадцать тонн и восемнадцать фунтов, если уж быть до конца точным. А мальчишке было всего пятнадцать лет!
Как я уже сказал, он продолжал работать до того самого момента, пока повар не начал призывно стучать половником по сковородке, всем своим видом давая понять, что сколько бы времени ни показывали обычные часы, а только у него на кухне уже наступил полдень.
Работа была тут же прекращена, лошади распряжены, все начали дружно вытряхивать из-за пазухи колкую труху и протирать глаза от пыли. Я же продолжал наблюдать за мальчишкой и видел, как он начал было спускаться вниз, придерживаясь за стенку пресса, но затем передумал и медленно направился туда, где на земле высился ворох оставшегося после прессования мусора, состоявший наполовину из пыли и сенной трухи и доходивший почти что до самой площадки. Там он опустился на край платформы, но потом его тело развернулось, подобно неуправляемой лодке, подхваченной быстрым течением, и он безвольно скатился вниз.
Человек посторонний мог бы, пожалуй, решить, что мальчишка сильно ударился головой о твердый ком выжженной солнцем земли, но я-то знал, в чем дело.
Подбежав к нему, я приподнял ему голову и глянул в лицо. У него посинели губы, а вокруг глаз залегли белые пятна. Паренек безжизненно лежал на земле и был похож на размалеванную обезьянку с картинки.
Не теряя времени, я дотащил мальчишку до бака с водой и окунул его туда несколько раз, после чего отволок под кухонный навес и, уложив так, чтобы ноги были выше головы, принялся обмахивать.
Ребята столпились вокруг нас и тоже помогали, кто чем мог. Никто не проронил ни слова. Да и особой помощи от них ждать тоже не приходилось. Но один взял у меня из рук сложенную газету и стал обмахивать ею мальчишку, и еще я помню, как Пит держал над горлом Чипа мокрую тряпку, выжимая из нее непрерывную струйку воды. Это была не самая приятная компания. Ребятам было стыдно, но только нет ничего опаснее совестливого мужика. Он стремится поскорее вновь обрести душевный покой и ради этого готов на все.
Подошел к нам и Ньюболд.
– Ну что ж, – произнес он, – думаю, мы здорово проучили этого щенка.
Никто ему не ответил, но все разом обернулись и красноречиво поглядели на босса. Больше он ничего не сказал, а лишь смущенно кашлянул и, напустив на себя подчеркнуто сосредоточенный вид, принялся сворачивать цигарку. Но я видел, как на лице у него заходили желваки, и мне стало ясно, что даже если Ньюболду неведомо чувство стыда, то по крайней мере иногда ему все-таки бывает страшно.
На протяжении последующего получаса мы хлопотали вокруг Чипа и все это время просто молчали, если, конечно,