Люби и властвуй. Александр Зорич
провожу тебя, а?
Но Онни уже не слышал его слов. Решительным, но не очень твердым шагом молодого подвыпившего офицера он удалялся в ночь, до отказа набитую трелями цикад и смрадом преющих лошадиных куч.
Глава 5
Внутренняя секира
«Нужно было все-таки проводить Онни до дома. Не то упадет в какую-нибудь лужу и проспит там до утра. В ушице из грязи и собственной блевотины», – подумал Эгин, глядя на то, как его друг, перецепившись о крыльцо какого-то строения, едва удержал равновесие.
Но тут же устыдился этой мысли. С каких это пор офицеры Свода Равновесия начали сомневаться в способностях своих коллег добраться домой после двух кувшинов белого вина и некоторого количества гортело?
Нет, провожать Онни не стоило. Но и идти домой Эгину тоже не хотелось.
В самом деле, что он там забыл? Спать он все равно не станет, читать… от одной мысли об этом ему становилось тоскливо. Не напиваться же перед зеркалом, в самом деле!
Эгин решил прогуляться по Желтому Кольцу, а потом, быть может, и до моря в надежде, что занятие сыщется само собой. Или его сама собой посетит какая-нибудь новая блистательная идея.
Он ускорил шаг и пошел в направлении, противоположном собственному дому, дому Голой Обезьяны. Некоторые любили называть его еще домом Четырех Повешенных, чему тоже имелось обоснование в виде пространной «исторической легенды», скорее всего фальшивой.
Рано или поздно, даже идя прочь от дома, он все равно придет к тому же знакомому портику, украшенному единственной статуей, – полуголым уродом, в котором какие-то невежи узнали обезьяну. Ибо Желтое Кольцо на то и кольцо, чтобы в конечном итоге обессмысливать направление движения.
Было тихо. Собак в домах для знатных особ и чиновников, а только такие и стояли на Желтом Кольце, содержать запрещалось специальным указом. К счастью.
Правда, богатые матроны плевать хотели на указы и пестовали-таки своих патлатых любимцев. Но у местных несчастливых собак были перерезаны голосовые связки – чтобы те лаем не выдали себя патрулям Внутренней Службы. Других здесь не держали. Эгин не любил собак.
Город спал, а дома пялились на него своими пустыми глазницами. Пока они выпивали, прошел небольшой дождик. Было весьма свежо. Эгин шел вперед, не глядя под ноги.
– С-сыть Хуммерова! – неожиданно громко выругался он, когда его правая сандалия погрузилась в лужу, притаившуюся возле крыльца обшарпанного дома.
Над крыльцом крупными буквами было выведено «Сдается».
– Что вы сказали? – спросила девушка, осторожно высунувшаяся из-за двери, заскрипевшей на всю улицу.
Ситуация была из числа идиотских. Эгин спешно нацепил на лицо маску чиновника иноземного дома Атена окс Гонаута. Любезника, дамского угодника, вежливого и обходительного рвача. Начинающего дипломата и самозабвенного крючкотвора. Он обернулся к девушке, чья перепуганная мордашка была еще бледнее, чем бледный огрызок луны на небе, и, поклонившись, отвечал:
– Прошу