Люби и властвуй. Александр Зорич
например, Норо окс Шину. А как представляется возможность побрюзжать, такие немедля примазываются к убеленным сединами старикам!
Наконец-то замок поддался. Все-таки приржавел. Дверь распахнулась в сырую бесприютность «сточного кольца». Эгин обернулся – сторож был уже совсем рядом.
Этот пьяный хрыч, разумеется, не опасен. Он безоружен. А если бы даже и был вооружен, что такое сторож против офицера Свода Равновесия? Самое подлое и с его точки зрения правильное, что он может сделать, это начать бить в пожарный колокол.
Дескать, «Грабят! Горим! Прелюбодеи!». Колокол. Шум… Эти люди с собаками, пожалуй, будут обрадованы и пожалуют сторожу, упростившему их поиски, пару медных авров. А что пожалует ему сам Эгин?
– Эй, вы! – нарочито развязно начал сторож, держась на опасливом отдалении. – Я знаю, что вы тут делали, и сейчас об этом узнает вся округа. Но я знаю один способ все уладить. Мне он нравится.
– Сколько? – спросил Эгин, заслоняя своей спиной Овель, совершенно ошалевшую от неожиданности и стыда.
«Бедняжку небось не учили, что оскорбления нужно глотать с тем же равнодушием, с каким больной глотает микстуры. Вдобавок она небось ожидает, что за прозвучавшее обвинение мне, как и всякому дворянину на службе у Иноземного Дома, придется ни много ни мало вызвать этого пьяного мудака на поединок. На честный поединок!» – Эгином овладела беспричинная веселость.
Сторож, почесав пятерней затылок, тупо шевелил губами и загибал пальцы на правой руке.
Лампу – чтоб не мешала – он поставил на пол. Что-то складывал, умножал или просто бормотал под нос что-нибудь вроде «Только б не продешевить, только б не продешевить…».
– Быстрее, а то не получишь ничего, – с нажимом сказал Эгин.
Он начинал нервничать. Он знал, что люди с собаками отыщут их укрытие очень быстро.
У них осталось в запасе не более трех минут. Потом собаки однозначно укажут своим хозяевам местоположение Овель. Неведомые преследователи постучат в дверь. Потом выломают ее. Потом…
«Нет, Шилолова кровь, к тому моменту мы уже должны быть у меня дома».
А потом они с Овель будут мчаться к Северным Воротам. Эгин – на Луз. Овель – на гнедом грютском Вакире.
А может, и не вполне так. Он оставит Овель у себя до утра. А утром, когда народу на улицах будет не протолкнуться, тогда они и поедут. Или еще лучше. Он оставит Овель у себя, и они вообще никуда, никуда не поедут…
– Ладно, шесть, нет, семь золотых… И никто ничего не узнает.
– Четыре – и ни одним больше, – отвечал Эгин. – Если не нравится, мне придется вышибить тебе мозги.
– Твоя правда, четырех хватит. Давай сюда!
Эгин подошел поближе к свету. Извлек из поясного сарнода четыре монеты – золотые не золотые, ему без разницы – и, приблизившись на два шага, протянул их сторожу на открытой ладони. Словно корм ручному зверю.
Сторож, алчность которого тут же затмила все прочие чувства, взял лампу и сделал два шага навстречу Эгину.
– С-сука, – только и успел просипеть сторож,