Олимпийские игры. Очень личное. Елена Вайцеховская
нашла из-за чего расстраиваться! Сейчас разберемся.
Вместе мы поднялись на второй этаж. Незнакомец постучал в дверь с надписью «директор», пропихнул меня внутрь мимо секретаря, усадил в массивное кожаное кресло и повернулся к хозяину кабинета:
– Запомни эту девочку. У нее не должно быть никаких проблем… Ни-ка-ких.
Директор понимающе кивнул, нажал на кнопку селектора, одновременно протягивая руку в мою сторону: «Ключи, пожалуйста. Может быть, выпьете чаю? Или кофе?»
Все происходящее казалось чем-то совершенно нереальным. Я успела лишь услышать, как за спиной распахнулась дверь, прицельным броском мои ключи были переправлены в чьи-то руки, и дверь захлопнулась снова. Было ужасно стыдно от ощущения, что щеки измазаны потекшей от слез тушью, поэтому, отказавшись от чая и пробормотав какие-то слова благодарности, я поспешила ретироваться. И первое, что увидела, спустившись в общий зал, – как с моей машины, уже висящей на подъемнике, снимают колеса.
Через два часа ремонт был закончен. Я было достала деньги, но мастер покачал головой: «Не нужно. Все уже заплачено».
Лишь тогда до меня наконец дошло, что я даже не спросила у парня, как его зовут. А несколько недель спустя увидела его фотографию в газете «Советский спорт». Это был Михаил Мамиашвили, олимпийский чемпион Сеула по греко-римской борьбе…
На финальную схватку тяжеловесов я таки опоздала. Мое появление на трибуне совпало с заключительным карелинским броском и грохотом, с которым рухнуло на помост массивное тело соперника. Впору было растеряться: по расписанию финальная схватка должна была только начинаться, но по всему выходило, что она уже закончена. Оставалось идти на пресс-конференцию. Уже там выяснилось, что ни одного российского журналиста в зале нет. Вот герой и дурил голову иностранцам…
Дождавшись появления поблизости волонтера, я взяла у него микрофон:
– Александр, можно еще один вопрос?
Карелин резко повернул голову на звук русской речи, вглядываясь в затемненный полукруглый амфитеатр, где располагались журналисты.
– Вы дважды были знаменосцем сборной на Олимпийских играх…
Он изменился в лице. И неожиданно тихо, севшим голосом, скривив губы в недоброй ухмылке, чуть ли не по слогам произнес:
– Вот, значит, как… В больное место…
Правда, тут же взял себя в руки.
– Это слишком длинная тема. Вряд ли она подходит для обсуждения на пресс-конференции. Еще вопросы, господа?
Я все-таки подошла к нему после. Представилась. Извинилась за неприятный вопрос. И тем не менее переспросила:
– И все-таки, о чем вы думали, когда несли этот проклятый белый флаг?
– Понимаете, в Сеуле я нес знамя великой страны. А сейчас… Да и судят нас здесь, сами видите, как бродяг. Без роду и племени…
– Уехать тренироваться за рубеж и выступать за какую-нибудь другую страну вам не предлагали?
– Много раз. Только я не хочу. Мне нравится дома. Не нравится та система ценностей, к которой нас приучали всю жизнь.