Дороги скорби. Павел Серяков
видом показал, что бабушка Волдо больше ему не интересна.
– Когда-то, – проблеял баран, – мы дружили с ней.
– Вы поссорились?
– Нет.
– Тогда почему вы больше не дружите?
– Она предала меня, – ответил Лу-ух, направляясь к двери. – Она отвернулась от меня.
– Бабуля сделала тебе больно?
– Да.
Он шел за бараном и уже на улице схватил Лу-уха за рог.
– Прости её! – произнес Волдо. – Она не нарочно!
– Поздно, – баран смотрел сквозь молочную пелену сна, которую разлил по проселочной дороге, дабы Волдо не видел изуродованные тела своих односельчан. Дабы ребенок не видел, как младший сын барона-самозванца колотит голову уже мертвого Урлика камнем. – Идем, друг. Нас ждет путешествие по местам, которые без меня ты никогда не сможешь увидеть.
– Я никуда не пойду, Лу-ух.
Баран замер. Сыновья барона пошли по домам, дабы отыскать и отобрать последнее. Они называли это налогом, и Лу-ух не понимал значения сего слова.
– Никто не отказывается от путешествия, – произнес он и ударил копытом. – Почему, мальчик?
– Потому, что ты не говоришь, в чем виновата моя бабушка. Если вы враги, то и ты мне враг.
– Это не так, дорогой мой. Если я скажу, ты пойдешь?
– Да.
– Почему тебе это так важно?
– Потому, что я люблю бабушку.
– И я любил.
Лу-ух смотрел сквозь Волдо на избу, дверь которой была выбита ударом ноги. Сик, сжимая в руках меч, ввалился в дом Иренки, и кровь стучала в его висках, словно барабаны войны.
– Хлеб, мясо, яйца… – прорычал он и опустил оружие. Добрый по своей природе Сик стоял перед пожилой женщиной, прижавшей к своей груди спящего ребенка.
– Да что ж такое… – выдохнул парень. Иренка, не поднимая головы, что-то произнесла. Он не разобрал слов. Что-то о шелесте листьев и белизне рук. «Спятила», – подумал он и оглядел избу.
– Уходи, Сик, – проблеял баран. – Ты был добрым мальчиком, не порть свою кровь.
Из груди сына барона-самозванца вырвался глухой звук, который походил скорее на дальний раскат грома, нежели на стон:
– Прости, бабка. Жизнь… такая, – он махнул рукой, будто отмахиваясь от наваждения, и выбежал на улицу.
Лу-ух ткнулся своей массивной головой в грудь Волдо.
– Пойдем, – вновь попросил он. – Пойдем видеть хорошие места, добрых людей. Пойдем есть вкусную еду.
Гуннар кричал о том, что они – новый этап величия Грошевых земель. Старика, который увел Волдо с дороги, тащили к арке.
– Новая власть, сукины дети! – выл Гуннар, размахивая копьем. – Новая власть!
– А петь песни мы будем?
– Ты любишь песни?
– Люблю, – улыбнулся Волдо беззубым ртом. – Но пою плохо.
– Я научу, – сказал баран. – Только пойдем.
– Сперва скажи, чем тебя обидела бабушка.
Лу-ух