Записки на простынях. Ирина Мист

      Папа. Сколько помню, была папиной дочкой. Мама была главной в семье. Папе было легче уступить, чем бороться. Или когда-то он отказался от споров и борьбы. Он холил свободу внутри, надеясь, что наступит однажды. Оно не наступило.

      Помню, мы ходили, держась за руки, в детский сад. Он учил меня считать до тысячи, чтобы было чем заняться во время тихого часа. Научил меня читать. Мечтатель, он долго планировал всё, шаг за шагом. И так редко воплощал. Но то, что создавал, удивлял. Своими руками собрал электронные часы-будильник. Таких часов тогда не было – в ходу были обычные механические. Он сделал таймер для проявки фотографий с настройкой до десятых долей секунды. Это сейчас таймер в каждом телефоне. А тогда мы снимали на плёночный фотоаппарат «Зоркий», и в кромешной тьме, закрыв и завесив двери, в тесной ванной втроём творили чудо. На белой бумаге в воде проявлялось изображение. В папиных фантазиях можно было купаться. Он мог ответить на любой вопрос. Я и вполовину не такая.

      Я похожа на него. Такая же мечтательница и фантазёрка. И со скрипом воплощаю мечты в жизнь. Разве что самые сумасшедшие.

      По выходным папа ездил на рыбалку. Кошек не любил с детства. Но, если оставался один, питомец всегда был сыт. Готовил так, как могут готовить, наверное, только мужчины. Говорят, женщины варят, мужчины готовят. Пусть редко, зато какие изысканные блюда! Картошка фри – не смейтесь, пожалуйста. Сейчас это обычное блюдо в любой забегаловке. А тридцать лет назад – всё своими ручками. Почистить, нарезать тоненько, жарить полдня и есть хрустящей.

      Долго не могла простить папу за то, что умер. С его смертью я словно лишилась семьи. Мама никогда не была близка мне. Я всегда была накормлена, одета, обута, но любви не чувствовала. У брата была своя семья. Я стала редким гостем в когда-то родном доме.

      Я привыкла, что от меня уходят любимые люди. Но, когда уходят по-настоящему родные, привыкнуть невозможно.