Школьная дьяволиада. Елена Цареградская
талантливы, что заставляют меня на репетициях то и дело удивляться и смеяться.
– Смотрите, не умрите от смеха, – пробурчала себе под нос Безрукова.
В первоапрельский праздник актовый зал школы был набит битком. Директриса не попала на спектакль из-за совещания в РОНО. Не было и Венеры Артёмовны. Она устроила дополнительный урок для своих десятиклассников, но многие из них сбежали с урока и рассыпались в актовом зале.
Перед спектаклем Елизавета Николаевна, в замшевой рыжей юбке, коричневом тонком свитере, украшенном крупными янтарными бусами, в рыжих замшевых туфлях на шпильках, вышла в зал и встала около сцены. Она увидела полный зал радостных лиц, и её глаза заблестели от лёгкого волнения.
– Дорогие зрители! – весело и торжественно сказала она. – Сегодня вы увидите спектакль «Смешные люди», в котором нашей мишенью стала, как сказал поэт, «бессмертная пошлость». Эта заурядная особа путешествует во времени, легко преодолевает государственные границы, поднимается на разные социальные этажи. Пошлость часто переодевается в яркие костюмы – любит выставлять себя напоказ – но сущность её остается неизменной. Лишенная высоких стремлений, она все духовные ценности превращает в карикатуры. Больше всего на свете пошлость боится умного весёлого смеха. От его выстрелов эта дама пускается наутёк. И тогда пошлости становится меньше, а её всемогущество – мнимым. Как видите, смех – оружие серьёзное.
Высокая восьмиклассница, в коричневом платье и белом нарядном фартуке, с закрученной в красивую причёску каштановой косой, подошла к Елизавете Николаевне и звонким голосом объявила:
– Антон Павлович Чехов. «Брак по расчёту».
Под стремительные звуки штраусовской польки «Трик -трак» раздвинулся красный плюшевый занавес и на сцену выскочили золотоволосая акушерка Змеюкина, в атласном оранжевом платье с воланом, и чёрнокудрый телеграфист Ять, в фиолетовой рубашке и пёстрой жилетке, в серых клетчатый брючках в обтяжку, с гитарой. Усевшись в кресло-качалку, акушерка, стала кокетничать, играя ярким веером, со своим поклонником, бывшим ухажёром невесты. Томным голосом она капризно требует дать ей «поэзии, восторгов», «атмосферы» и «бури». Телеграфист, аккомпанируя себе на гитаре, хрипло поёт романс «Не искушай», а затем энергично машет на Змеюкину её веером.
Вскоре появившиеся из-за кулис новобрачные и их гости шумно рассаживаются за свадебным столом, покрытым кремовой скатертью. Артисты позаботились о собственном угощении. На столе, около фарфоровых мисок с салатами, – на длинной стеклянной ноге ваза с грушами и яблоками. На тарелках, рядом с которыми большие стеклянные рюмки с жёлтой каёмкой, лежат бутерброды с копчёной колбасой. В прозрачный графин налита минеральная вода, в высокий фарфоровый чайник в мелких цветочках – смородиновый морс. И чайник, и тарелки – уцелевшие остатки разбитого сервиза бабушки Елизаветы Николаевны.
На шёлковом