Школьная дьяволиада. Елена Цареградская
театр. Вещь редкая.
– У нас есть другой режиссёр. Ваш знакомый.
– Уже нет. Его не устроила оплата работы…. Вот ещё один плюс: Езерской не надо платить. О деньгах она не заикнется. Можно обойтись мизерной премией или даже без неё.
Мансурова молчала: в ней совершалась метаморфоза.
Не мешает заметить, что Елизавета Николаевна, хотя и нравилась директрисе, была далека от неё, как звезда. Безрукова была своя, всегда под рукой, могла выполнить любую её просьбу. К тому же Мансурова была во многом обязана ей своей победой на директорских выборах.
– Хорошо, – проговорила наконец Регина Альбертовна. – Считайте этот класс Вашим. Но пока об этом – молчок.
Потрясающую новость Езерская узнала в конце августа, после отпуска, на заседании школьного методобъединения. На вопрос Елизаветы Николаевны, почему проигнорировали просьбу её и ребят, Рыженькая развела руками, а Безрукова, торжествуя победу, насмешливо отрезала:
– Начальству виднее, кому давать старшие классы!
Елизавета Николаевна почувствовала, будто в неё вставили большую стеклянную коробку. Проснулась резкая душевная боль. Почему-то в памяти вдруг всплыла чеховская фраза: «…сносить обиды, унижения…. из-за куска хлеба, из-за тёплого угла…. жить так невозможно».
Обладая большой нравственной силой, Езерская по складу характера не была амазонкой. Воинственные женщины в её глазах теряли прелесть женственности. Да и гордость не позволила ей упрашивать директрису. Сердце Елизаветы Николаевны сочилось кровью, но она никому не показывала, как ей больно. Две молоденькие словесницы сочувствовали Езерской. Но как они могли помочь ей? Разве их стала бы слушать Мансурова? Регина Альбертовна умела слушать только себя. Своя рука – владыка в школе. Загадочно молчала и Людмила Александровна.
Езерская уволилась. Её не закалённая унижениями душа не стерпела оскорбления – надломилась. Но была ещё одна причина её увольнения. Завуч по воспитательной работе, обжористая пузатенькая англичанка Лариса Викторовна, прозаическая до мозга костей особа, одна из тех, кто усаживал Мансурову в директорское кресло, тайно поедом ела Езерскую. Елизавета Николаевна никому не плакалась в жилетку, хотя была измучена наскоками толстокожей администраторши, благополучно, как крыса в сыре, устроившейся в школе.
Директриса была неприятно поражена, когда прочитала заявление Езерской об увольнении. Она видела истинную причину её поступка, завуалированную «болезнью».
– Лечитесь, – сухо сказала она Елизавете Николаевне, сжав губы в яркой помаде и подписав её заявление об уходе.
Новый учебный год начался для «ашников» без Елизаветы Николаевны. Новая классная руководительница девятого «А» старалась приручить девятиклассников, околдовать заботой и лаской, рассчитывая на их быстрое забвение своей конкурентки. Но ребята почему-то не забывали Елизавету Николаевну. И тогда Безрукова сбросила овечью шкуру.
Глава пятая
Антракт
домашняя