Три плюс одна. Петр Ингвин
спутникам не оставалось ничего другого, как следовать природе с покорностью обреченных: аналогично ходить вокруг, ворчать сквозь зубы и на все соглашаться.
Едва закончилось пение, со стороны балбесов послышалось:
– Слыхали про макаку во фруктовом отделе? Говорят, в бананах жуки и пауки из теплых стран и раньше приезжали, но чтобы целая обезьяна…
– Причем живая!
– У меня папа в том супермаркете охранником, он рассказал, что ее сразу забрали в "ящик".
– Лучше бы в зоопарк отдали. Бедная обезьянка.
– Где ты у нас зоопарк видела?
– Потому и нет зоопарка, что каждую животину сразу в лаборатории везут.
Разговор велся громко, слышали все. Луиза обернулась к поклонникам-приятелям, глаза ожили лукавством, а на любителей слухов указал мах головы: «Чем бы дитя не тешилось…»
Солнце и так сильно светило, но будто вышло вторично: Ник почувствовал, что улыбается, когда заболели скулы, от усилий которых заболели уши. Мирон покраснел, Аскер кивнул. Дескать, нашли, о чем говорить, одно слово – балбесы.
Вокруг них студенты уже бросали орудия труда и растягивались на травке, подставляя тушки солнышку: работа сделана, на большее не подписывались. Кроме Фани еще две девушки из той же тусовки оказались в купальниках, что с удовольствием продемонстрировали. Парни, кто не стеснительный, давно щеголяли голым торсом. Тот же Толик. Правда, рубаху он не снял, только расстегнул, чтобы скромные мышцы оттенялись поджарым прессом. Над подобной красотой хилому Нику работать и работать, а полноватому Мирону, к примеру, даже не мечтать. У Аскера в отличие от приятелей там даже квадратики виднелись, но миниатюрность общего сложения сводила эффект на нет – девушкам нравились масштабы. Чтобы не нарываться на шутки про микроскоп, Аскер кутался в черную с белыми полосками спортивку. Мирон скрывал телеса под похожей, только обширной и, как все у него, бело-красной – намек на геральдические цвета милого его сердцу Великого Княжества Литовского, о котором все уши прожужжал.
Ник гордо нес костюм черно-желто-белых тонов. Покупая в свое время, сначала он выбрал бело-сине-красный с двуглавым орлом, но имперские цвета сразили наповал, рука сама потянулась за деньгами.
Из их четверки только Луиза пришла не в спортивной форме, как требовали организаторы уборки, а в джинсах и футболке, как и большинство девчонок. Так же поступили некоторые парни, особенно из мажоров. И только Толик, если вернуть лимитированный глагол, выпендрился: прибыл как на свадьбу, в лаковых штиблетах, джинсах и белой рубашке. Собственно, он и не утруждался в работе, продолжая чувствовать себя как на свадьбе. Мог вообще не ехать, с него как с гуся вода, но так уж совпало: золотая молодежь собралась за город, и вдруг явился повод пофорсить и первокурсниц поклеить – вне родных стен сдерживающие факторы у женской половины странным образом таяли и превращались в желе.
– Сдаем инструмент! – громыхнул натренированный