Компас. Матиас Энар
сны путают маски, а эта была и вовсе непроницаемой.
Так кто же написал ту фортепианную пьесу? Имя вертится у меня на языке: может, Шуберт? – нет, не он; может, это «Песня без слов» Мендельсона? – не знаю, могу только уверенно сказать, что эту музыку я слышал нечасто. Вот если мне сейчас удастся заснуть, она, может быть, вернется ко мне, вместе с Сарой и вампирами.
Насколько мне известно, в замке Хаммера не было ни крипты, ни выставки, а на первом этаже находился ресторанчик с типичной штирийской кухней – там подавали эскалопы, гуляш и Serviettenknodel[67]; но хорошо помню, что мы сразу прониклись взаимной симпатией, Сара и я, несмотря на гулей и противоестественные соития, – сперва поужинали вместе, а потом долго обследовали полки удивительной библиотеки Йозефа фон Хаммер-Пургшталя. Я переводил ей немецкие названия книг, – она плохо знала немецкий, зато ее арабский был на порядок лучше моего и позволял ей объяснять мне содержание книг, в которых я ровно ничего не понимал, и мы еще долго сидели там, плечом к плечу, тогда как наши почтенные коллеги ринулись в ресторан, боясь, что угощения не хватит на всех; я знал ее только со вчерашнего дня, а мы уже сидели рядышком, склонившись над старинным фолиантом, в котором я не видел ни строчки, – мои глаза блуждали по страницам, а сердце бурно билось в груди; я впервые почувствовал аромат ее вьющихся волос, впервые очутился во власти ее улыбки и голоса; как ни странно, за нами никто не наблюдал в этой библиотеке, широкое окно которой выходило на маленький балкончик, нависавший над южным крепостным рвом; мы могли открыть сборник стихов Фридриха Рюккерта с собственноручным посвящением автора своему старому учителю Хаммер-Пургшталю; оно было написано крупным почерком, с широкими интервалами, внизу стояла затейливая, слегка выцветшая подпись, указано место – Нойзес, где-то во Франконии[68], и дата – 1836, тогда как перед нами, на краю рва, трепетали на ветру стебли душистого аира, который называют Kalmus, в старину из него вырезали свирели. «Beshnow az ney tchoun hekayat mikonad»[69] / «Вы слышите свирели скорбный звук?» – говорится в начале «Маснави» Руми, и для нас стало чудесным открытием, что оба этих переводчика с персидского, Хаммер и Рюккерт, сейчас здесь, вместе с нами, и, кроме тростника надо рвом, дарят нам величественное ощущение красоты, соединяя в единое целое нежность Lieder Шуберта и Шумана, персидскую поэзию, водяные растения, из коих там, на Востоке, делают флейты и каламы для писцов, и наши тела, неподвижные и едва соприкасающиеся, при почти полном отсутствии света – как и полагалось в старину, – в этой библиотеке с огромными деревянными шкафами, просевшими под тяжестью лет и книг, скрытых за стеклами с драгоценной мозаикой. Я прочел Саре несколько стихотворений из маленького томика Рюккерта, попытался как мог перевести их ей, не очень-то преуспел в этом переводе с листа, но сознательно тянул время, не желая расставаться, и она ни единым жестом не прервала мой беспомощный лепет, словно мы с ней читали молитву.
Странную молитву – ибо