Без дна. Жорис Гюисманс
пробормотала жена Каре, принося блюдо с куском мяса, окруженным овощами.
– Что вы, сударыня, – запротестовал Дез Эрми. Все рассмеялись, и Каре разрезал мясо, пока жена его наливала сидр, а Дюрталь открывал анчоусы.
– Я боюсь, не переварилось ли оно, – сказала женщина, которую больше интересовала ее говядина, чем все самые невероятные истории прошлого, и она прибавила пресловутую аксиому хозяек: – Когда бульон хорош, мясо плохо режется.
Мужчины возражали, утверждая, что оно не мочалится, что оно сварено в меру.
– Возьмите-ка анчоус и немного масла к вашему мясу, господин Дюрталь.
– Послушай, жена, не дашь ли ты нам красной капусты, что ты замариновала, – спросил Каре, бледное лицо которого оживилось, а большие собачьи глаза увлажнились. Он, видимо, ликовал, довольный, что сидит за столом с друзьями в тепле своей башни. – Но осушайте же ваши стаканы, вы ничего не пьете, – сказал он, поднимая кувшин с сидром.
– Послушай, Дез Эрми, ты утверждал вчера, что сатанизм не исчезал после Средних веков, – начал Дюрталь, желая продолжить увлекавший его разговор.
– Да, и документы неопровержимы; я дам тебе возможность, когда ты пожелаешь, проверить это.
В конце XV века, то есть, во времена Жиля де Ре, чтобы не восходить к более отдаленным, сатанизм был очень распространен, как тебе известно; в XVI стало, может быть, еще хуже. Я думаю, бесполезно напоминать тебе о Екатерине Медичи и о Валуа, о процессе монаха Жана де Во, о дознаниях Шпренгера и Аанкра, ученых инквизиторов, сжегших на большом огне тысячи некромантов и колдунов. Все это известно, переизвестно. Упомяну нашумевшую историю некого священника Бенедикта, жившего с демоном женского рода Армеллиной. Он освещал облатки в перевернутом виде. Вот нити, связывающие тот век с нашим: в XVII веке, когда процессы о колдовстве продолжаются, когда появляются одержимые из Лудена, черная масса процветает, но совершается скрытно. Я укажу, если хочешь, один из многих примеров.
Некий аббат Гибур специализировался на этих мерзостях; на стол, служащий алтарем, ложилась женщина, нагая или с поднятым до подбородка платьем, и в продолжении всей службы держала в вытянутых руках зажженные восковые свечи.
Гибур отправлял таким образом мессы на животах де Монтеспан, д'Аржансон, де Сен-Пон; впрочем, при великом Людовике подобные мессы бывали часто; многие женщины отдавались тогда этому, как теперь многие ходят гадать на картах. Ритуал этих церемоний был достаточно отвратителен; обыкновенно похищали ребенка и сжигали его в деревенской печи; пепел сохраняли, и, смешивая его с кровью другого зарезанного ребенка, приготовляли тесто, похожее на тесто манихейцев, о котором я тебе говорил. Аббат Гибур совершал службу, освещал облатку, разрезал ее на кусочки и смешивал с потемневшей от примеси пепла кровью; эта смесь и была материалом Таинства.
– Что за ужасный священник! – воскликнула возмущенная жена Каре.
– Да, он служил также мессу другого рода; она называлась… черт, это нелегко сказать…
– Говорите,