Чтение. Письмо. Эссе о литературе. Уистен Оден
поэзию чепухой.
В течение многих веков на творческой “кухне” появилось не так много усовершенствований: алкоголь, табак, кофе, бензедрин и т. д., но они настолько примитивны, что все время подводят и могут причинить вред повару. Литературное творчество в двадцатом веке нашей эры мало отличается от творчества двадцатого века до нашей эры: почти все надо по-прежнему делать своими руками.
Большинству людей нравится собственный почерк, как нравится исходящий от них неприятный запах. Но как бы сильно я не любил печатную машинку, я признаю, что машинопись позволяет поэту быть более самокритичным. Отпечатанный текст настолько безличен и непригляден, что, когда я печатаю свое стихотворение на машинке, я нахожу недочеты, пропущенные мною в рукописи. Кроме того, когда речь идет о чужом стихотворении, лучший способ проверить его качество – переписать от руки. Физический процесс письма утомителен и автоматически указывает на малейшие промахи; рука постоянно ищет повод остановиться.
“Большинство художников искренни в творчестве, а их искусство плохо, хотя некоторые неискренние (искренне неискренние) произведения бывают очень хороши”. (Стравинский). Искренность похожа на сон. Естественно предположить, что человек должен быть искренним и не грешить двоемыслием. Большинство писателей тем не менее страдают приступами неискренности, как многие люди страдают бессонницей. Лучшие средства в обоих случаях легко доступны: при бессоннице нужно сменить диету, при неискренности – человеческое окружение.
Против вычурности стиля чаще всего выступают преподаватели литературы. Но вместо того, чтобы выражать неудовольствие, им следует снисходительно улыбаться. Шекспир потешался над напыщенным стилем в “Бесплодных усилиях любви” и в “Гамлете”, но именно ему был многим обязан и прекрасно это знал. Нет ничего более бессмысленного, чем попытка Спенсера, Харви и других быть добродетельными гуманистами и писать английские стихи классическими размерами, но если бы не их глупость, самые прекрасные песни Кэмпиона и хоры в “Самсоне-борце” Джона Мильтона не были бы написаны. В литературе, как и в жизни, аффектация, если она оправдана страстью, – одна из форм самодисциплины, благодаря которой человечество спасает себя своими руками.
Манерность (как у Гонгоры или Генри Джеймса) подобна экстравагантному наряду: лишь немногие писатели умеют достойно носить его, но редкие исключения из правила бывают очаровательными.
Когда критик хвалит книгу за “искренность”, тут же понимаешь, что она неискренна и плохо написана. Искренность в правильном значении слова, то есть подлинность, достоверность, должна быть первейшей задачей всех писателей. Ни один из них не может правильно оценить, насколько хороша его книга, но про себя каждый понимает, возможно, не сразу, но довольно скоро, подлинно ли его сочинение или это подделка.
Самый болезненный для поэта опыт – когда стихотворение, которое он сам считал подделкой, получает всеобщее признание и попадает