Пока смерть не разлучит нас. Мэри Джонстон
лилиями, ибо, подобно сим последним, воистину не трудилась и не пряла31.
Мы с Ролфом встали.
– Мистрис Перси, – сказал я, – позвольте мне представить вам достойнейшего джентльмена и моего лучшего друга мастера Джона Ролфа.
Она присела в реверансе, он низко поклонился. Джон был человек быстрого ума и бывал при дворе, однако сейчас он на время лишился дара речи. Потом, опомнившись, сказал:
– Лицо мистрис Перси забыть невозможно. Я, без сомнения, видел его раньше, только не припомню где.
При этих словах краска бросилась ей в лицо, однако ответ ее прозвучал равнодушно и спокойно:
– Вероятно, в Лондоне, в толпе любопытных, глядевших на одну из тех пышных процессий, что устраивались в честь вашей супруги-принцессы, сэр. Я дважды имела счастье видеть, как леди Ребекка32 проезжает по улицам.
– Я видел вас, сударыня, не только на улицах, – учтиво возразил Ролф. – Теперь я вспомнил: мы встречались на обеде у лорда епископа. Общество собралось самое изысканное. Вы перебрасывались шутками с лордом Ричем, и в ваших волосах сиял жемчуг…
Жена моя не отвела глаз.
– Иной раз память играет с нами странные шутки, – произнесла она, слегка возвысив свой звонкий голос. – С тех пор как мастер Ролф и его индейская принцесса приезжали в Лондон, минуло уже три года, и память ему изменяет.
Она села в большое кресло, стоявшее в середине залитой солнцем залы, и негритянка принесла ей подушку для ног. Только после этого и после того, как она отдала рабыне свой страусовый веер и та, встав сзади, начала ее медленно обмахивать, она наконец обратила к нам свое прекрасное лицо и пригласила нас сесть.
Часом позже, когда на небе уже заблистал лунный серп, у самого окна вдруг громко крикнул козодой. Ролф вскочил:
– Ах, проклятие! Я совсем забыл, что обещал провести эту ночь в Чеплейнз Чойсе.
Я также поднялся.
– Но ты же не ужинал! – воскликнул я. – Я тоже обо всем позабыл.
Он покачал головой:
– Я не могу ждать. Да и зачем мне ужин? За этот час я вкусил вдосталь и опьянел от того, что лучше вина.
Глаза его блестели, словно он и впрямь осушил не один кубок, и я чувствовал, что мои горят не менее ярко. Мы в самом деле захмелели – от ее красоты, смеха, остроумия. Джон поцеловал ей руку и простился, я проводил его до причала, и только тут он наконец прервал молчание:
– Не знаю, почему она явилась в Виргинию…
– И не хочу об этом спрашивать, – добавил я.
– И не хочу об этом спрашивать, – повторил он, глядя мне прямо в глаза. – Ни имени ее, ни звания я не знаю, но клянусь тебе, Рэйф, я видел ее на том званом обеде у епископа! А девушек для отправки в Виргинию Эдвин Сэндз набирал отнюдь не в таких местах.
Я остановил эту речь, положив руку ему на плечо.
– Она – одна из девушек Сэндза, – сказал я с расстановкой, – горничная, которой надоело быть в услужении, и она отправилась в Виргинию в поисках лучшей доли. Полторы недели назад она
Перефразированная цитата из Евангелия от Матфея, 6: 28-29. «И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут. Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них».
Покахонтас, дочь вождя Паухатана, после крещения получила имя Ребекка.