Из жизни полковника Дубровина. Николай Шахмагонов
ничего! – поспешил я уверить генерала, – я нисколько не собираюсь преувеличивать значение своей миссии…
– Быть может, я что-нибудь не так понял? – спросил генерал, и правая его бровь едва заметно поднялась вверх.
– Моя обязанность смотреть и видеть…
– Почти сто лет тому назад здесь, при Седане, была пленена французская армия в сто тысяч человек… Для них Седан – позор, для нас – слава!
Утром штаб корпуса переместился ближе к линии фронта. Генерал меня пригласил на командный пункт головной дивизии. Мы ехали в танках. С нами на походе были еще несколько штабных офицеров. В нескольких метрах мы попали под обстрел французской артиллерии, проехали минными полями, где работали под обстрелом саперы. Передовые отряды дивизии прорыва вплотную приблизились к французской границе.
Все утро, волна за волной, на французские позиции летели самолеты. Методично сбрасывали свой груз на линии укреплений, разворачивались и уходили за новым запасом бомб. Это был как бы воздушный парад.
Бомбардировщики заходили в атаку по двадцать—тридцать в звене и начинали пикирование, образуя многоэтажное «чертово колесо». Их эскортировали истребители; французская авиация бездействовала. Рухнула моя надежда, что истребительная авиация Франции сорвет подготовку штурма укреплений, рассеяв немецкие бомбардировщики. С высотки, на которой располагался наблюдательный пункт головной дивизии, хорошо был виден противоположный, французский, берег Мааса. Над ним тянулись дымы, смрад, а сама земля, казалось, поднялась дыбом. От непрерывных разрывов земля, песок и пыль не успевали оседать. Рамфоринх мог быть доволен: взрывчатка, которая вырабатывалась на его заводах, расходовалась без экономии. Его заводы могли в ближайшее время получить богатейшие заказы. Его заводы… Не только его заводы, но и заводы, которыми он владел совместно с английскими и французскими партнерами в Швейцарии, в Латинской Америке и даже на территории Франции. В первые часы была начисто подавлена зенитная артиллерия, и немецкие летчики работали без помех. Почти в открытую сосредоточивались немецкие танки и пехота для броска через реку. Иногда французская артиллерия открывала огонь из укреплений. Но сейчас же туда обрушивались атаки с воздуха, и артиллерия умолкала.
Левый фланг беспокоил генерала. У него имелась карта, на которой подробно были изображены все огневые средства укрепрайона. Французы здесь располагали тяжелой артиллерией, которую невозможно было подавить с воздуха. Артиллерийские позиции были опущены в бетонные колодцы и прикрыты Шетонными колпаками. Но артиллерия на линии Мажино не подавала признаков жизни. И все же он волновался. Он опасался, что она заговорит, когда танки двинутся через Маас и начнется борьба за создание предмостных укреплений. Она могла бить и по скоплениям танков и пехоты на правом берегу реки. Но она молчала…
Он метался весь день с одной позиции на другую. Настал его главный час. Или весь