Рядовой Иван Ященко. Иван Комлев
территории лагеря шла между тем раздача пищи. Из больших фляг разливали по алюминиевым помятым чашкам некоторое подобие борща. Тут только Иван обнаружил за толпой длинное деревянное корыто, в которое была налита вода. Такие деревянные колоды были и у него в деревне, у колодцев, из них коровы и другие животные пили воду. Здесь, как оказалось, воду наливали и для питья, и для умывания, если у кого-то из пленных было такое желание. После того как пришлось нести покойника, Иван не мог брать пищу, брезгливость и традиция не позволяли – зачерпывая воду ладонями из корыта, умыл не только руки, но и сполоснул лицо. Утёрся полой гимнастёрки. Семён последовал его примеру.
Красноватую бурду, малосъедобную, зато тёплую, пленники брали и ели с жадностью. К «борщу» повара давали небольшой ломоть серого, как земля, хлеба. И его съедали, стараясь не потерять даже крошки.
Преодолевая отвращение, Иван зачерпнул ложкой варево. Как знать, после какого из покойников досталась ему чашка и была ли она когда-нибудь мыта. Но голод взял своё.
Не успели они с Семёном опростать свои посудины, как раздалась команда и пленников построили. Тех, кто промедлил, полицаи и немцы заставили поторопиться дубинками и хлыстами.
Потом группами выводили пленников под конвоем за ворота. На работы, как понимал Иван. Они с Семёном в такие группы не попали. Остались в лагере. Однако отдыхать им не дали. Построили в колонны по четыре и заставили маршировать по территории.
– Айн-цвай-драй! Айн-цвай-драй!
Немца сменяет русский, предатель:
– Р-раз! Р-раз-два-три! Выше ногу, сволочи! Ать-два, доходяги! Р-раз! Р-раз!
Тех, кто, обессилев, падал или выбивался из строя, избивали палками и ногами. Мучители менялись, а пленникам передышки не давали. Час, другой, третий. Вдруг фашистам приходит в голову разнообразить наказание. Очередного упавшего приказывают взять за руки и за ноги другим пленным, отнести к заграждению и, раскачав, бросить на колючую проволоку. Стоны несчастного вызывают восторг и смех истязателей.
Иван и Семён пытку маршировкой выдержали, несмотря на то что болели избитые накануне и ноги, и рёбра, что ныли спины от проколов колючей проволокой.
В полдень от ворот прозвучала какая-то команда, и все немцы, которые издевались над заключёнными, враз оставили пленников и отправились, как оказалось, обедать.
И тут для Ивана и Семёна произошла неожиданность: со стороны деревни к ограждению двинулась группа баб с кошёлками в руках. Пленники сгрудились у колючей проволоки, протягивая руки сквозь эту преграду, хватали, что им дадут женщины. Иван и Семён, не ждавшие такого прихода, оказались в стороне.
От вышки к женщинам направился немец, поманил жестом крайнюю к себе. Придерживая на груди автомат одной рукой, второй рукой залез в корзину. Извлёк из неё яйцо, сунул в карман, забросил автомат за спину, снял пилотку с головы:
– Матка, яйка, давай-давай.
И сам перегрузил яйца