Penthouse. Стефан Пипа
делом ее удивило наличие всех учеников на местах и то, что при этом в классе была гробовая тишина. Ее ученики, все как один, сидели за своими партами, ровно, даже как-то празднично, держа осанку, и что-то старательно выводили в тетрадях своим еще неуверенным детским почерком.
Мария Ивановна не находила слов от восторга. Быстро поставила сумку с вареной колбасой на стул и тихонько подошла посмотреть, что же они пишут…
Увиденное не только удивило учительницу еще раз, но и повергло в тихий ужас. Дети писали предсмертные записки. Они как раз заканчивали: «…В моей смерти прошу никого не винить».
Женщина молниеносно бросилась закрывать все окна в классе.
К огромному счастью учительницы и дирекции школы, все обошлось, и никто не пострадал. Кондратий во всем признался. Оказалось, что ему просто было страшновато уходить одному, поэтому и уговорил одноклассников пойти с ним за компанию. Что именно он сказал детям, чем их заинтересовал, осталось неизвестным для педагогического совета, родителей и милиции. Ученики упорно молчали и сдержали, очевидно данную ранее, клятву сохранить тайну.
С Кондратия взяли торжественное обещание больше так не делать и перевели в другую школу.
И Кондратий больше никогда так не делал. В дальнейшем он готовил и планировал все свои самоубийства исключительно в одиночку.
Кондратий поднялся с кровати, сел рядом с ним за стол и внимательно посмотрел на часы:
– Пять, четыре, три, два, один. Пуск! – полушепотом, как заклинание, произнес он.
Тут же распахнулась дверь. В палату вошла низенькая полная женщина средних лет в длинном халате, поверх которого был надет цветной целлофановый фартук. Аккуратно повязанная белая косынка прятала ее волосы. Перед собой она толкала тележку с тарелками, кружками и едой.
– Что, касатики, проголодались? – добродушно спросила женщина. Она ловко подкатила тележку к столу и начала выставлять на него завтрак.
– Счас, баба Маня вас накормит, – так приговаривая, женщина привычными механическими движениями сервировала стол. Сначала появился небольшой кофейник. Потом большая глубокая тарелка с каким-то салатом и две гораздо меньшие тарелки с яичницей. Затем два блюдечка с кубическими кусками запеканки, густо политыми сметаной. Завершили сервировку хлеб, два столовых набора «вилка & нож» и две кружки.
Сделав свое дело, женщина направилась к двери:
– Ешьте, касатики, приятного аппетита, – пожелала она и удалилась.
Кондратий, ловко орудуя ножом и вилкой (чувствовалась многолетняя практика), приступил к приему пищи.
Он беззаботно закрыл книгу, отложил ее в сторону и присоединился к утренней трапезе:
– Это завтрак? – уточнил.
Кондратий в ответ кивнул и с набитым едой ртом спросил:
– А ты и вправду не помнишь, как тебя зовут?
Он отрицательно мотнул головой:
– Хоть убей.
– Убей себя сам, – посоветовал Кондратий и, сглотнув, продолжил: –