Партия тори-консерваторов и «конституционная революция» 1822-1835 гг. в Великобритании. Виктор Клочков
поскольку совершенно другими оказались формы ограничения королевской власти. Источником легитимности английской короны после 1688 г. впервые в конституционной истории страны стал парламентский акт, оформленный в виде статута. Таким образом, экстраординарная прерогатива поздних Стюартов оказалась ограниченной статутным правом так же, как ординарная прерогатива их ранних предшественников ограничивалась парламентом. Это, однако, не означает, что данная прерогатива исчезла полностью. Британские монархи на протяжении «долгого XVIII в.» сохраняли титул защитников веры, и религиозные вопросы оказывали важное, а подчас, как будет показано ниже, ключевое влияние на политическую повестку вплоть до первой трети XIX в. С другой стороны, ординарная королевская прерогатива, проводником которой являлся парламент, оказалась фиксированной в своих границах там, где она затрагивала права и свободы подданных английской короны. Эта перемена также была осуществлена парламентом при помощи статутного права. По сути, в результате событий 1688 г. возникла не конституционная монархия современного типа, и не «парламентская монархия», как это некогда представляли себе историки традиционного вигского направления, но лишь новая форма ограниченной монархии. Характерной особенностью последней стал комплексный характер ограничения королевской прерогативы. Ординарная составляющая последней традиционно регламентировалась общим правом и парламентом как проводником ординарной прерогативы. В этом отношении Славная революция если и внесла нечто новое в традиционную конституционную конструкцию английской монархии, то лишь в том отношении, что была ограничена возможность монарха использовать ординарную прерогативу вопреки смыслу общего права. Что же касается экстраординарной прерогативы, то, будучи ограниченной парламентским актом, она оказалась лишь формализованной при помощи норм статутного права, но мало изменилась по сути.
Это имело два важных следствия для последующей трансформации ключевых политических институтов, институтов участия и политических практик, характерных для Великобритании на протяжении XVIII – первой трети XIX вв. Ограничение прерогативных полномочий короны актами парламента, оформленное в виде статутов, способствовало дальнейшему укреплению характерной для английского общего права убежденности в том, что положения статутов представляют собой юридическую форму контракта между обществом и властью.199 В этом отношении ограниченная монархия поздних Стюартов имела ярко выраженный персональный характер.200 Статутные ограничения королевской прерогативы привели к тому, что парламент, оставаясь важнейшим институтом осуществления ординарной прерогативы, получил закрепленную прецедентом возможность формировать собственную политическую повестку. При этом следует помнить, что, как это обычно случается в английской конституционной традиции, от наличия формальной возможности формировать такую повестку до ее реального воплощения в политической
Об этом говорил еще Э. Кок в одной из речей в парламенте 1621 г. См.: Соке E. The Selected Writings and Speeches of Sir Edward Coke / Ed. by S. Sheppard. Indianapolis, 2003. Vol. 3. P. 1181.
Эта монархия была персональной в том отношении, что пределы королевской власти в сфере ординарной королевской прерогативы устанавливались статутом, воспринимаемым как разновидность контракта. Термин «персональная монархия» достаточно хорошо известен, поэтому, как представляется, не имеет смысла отыскивать для описания данной политической системы специальный термин, как это сделал В. А. Томсинов, назвав ее «монархией «Билля о правах». См.: Томсинов В. А. Декларация о правах, принятая Конвентом Англии 12 февраля 1689 г. // Правоведение. 2009. № 5. С. 262. Аналогичным образом, описание системы ограничений королевской власти в Англии «долгого XVIII в.» при помощи специального термина «Ганноверская монархия», как это делает В. В. Пономарева, едва ли оправдано. См.: Пономарева В. В. Генезис британского парламентаризма. XIII ‒ начало XIX вв. (историко-правовое исследование). Дисс. на соискание ученой степени доктора юридических наук. Красноярск, 2002.