Партия тори-консерваторов и «конституционная революция» 1822-1835 гг. в Великобритании. Виктор Клочков
министров собственной политической повестки;
• раскрыть характер и направленность изменений конституционного и конфессионального устройства, политических институтов, институтов участия и политических практик, а также партийно-политической системы в 1822‒1835 гг., оправдывающих выделение «конституционной революции» 1822‒1835 гг. в качестве самостоятельного этапа в развитии политической системы, и определяющих необходимость корректировки его хронологических границ.
Методологическая и теоретическая основа исследования определяется исходя из принципов теоретического и методологического плюрализма. При этом данное утверждение не подразумевает произвольного использования обширного методологического арсенала гуманитарных наук, но предполагает пристальное внимание ко всем методологическим новациям второй половины XX – начала нынешнего столетия.
В ходе исследования процесса трансформации конституционного и конфессионального устройства, политических институтов, институтов участия и политических практик, а также партийно-политической системы Великобритании в период «конституционной революции» начала 20-х – середины 30-х гг. XIX в., основополагающее методологическое значение имеют подходы к исследованию, характерные для институционально ориентированной истории. Это означает, что основное внимание уделяется не только историческим фактам или событиям, но и воплощению в рациональной политической практике результатов репрезентации их умопостигаемых образов, преломленных сознанием современников. Центральным понятием в таким образом понимаемой методологии исследования является принцип критического конвенционализма, в соответствии с которым решения, принимаемые акторами исторического процесса, будь то политические группировки, элиты или отдельные личности, не могут быть напрямую выведены из исторических фактов, хотя и имеют к этим фактам некоторое отношение. При этом следует исходить из допущения, что рациональное действие, предпринятое на основании того или иного решения, предполагает наличие внешней системы, реагирующей на эти решения предсказуемо хотя бы отчасти. Эта внешняя система всегда включает в себя не только набор политических институтов, институтов участия и политических практик, но и политическую традицию, которая вполне осознается участниками исторического процесса.62
Эпистемологические следствия такого подхода очевидны. При исследовании истории трансформирующихся политических институтов и связанных с этим процессом политических практик, не следует исходить не из эссенциалистски воспринимаемых «сущностных характеристик» того или иного политического института. Предметом изучения должен стать вполне реальный для акторов политического процесса комплекс ожиданий от его изменения, в направлении которого предприняты соответствующие усилия и мобилизованы находящиеся в распоряжении участников процесса ресурсы.63
В
См. подробнее соответствующий раздел главы 1.
Перефразируя К. Поппера, не следует искать ответ на вопрос: «Что такое парламент, какова его истинная природа и каково его действительное значение?». Вопрос должен ставиться так: «Что требуется от парламента в данный момент времени? Что предлагается в качестве законной цели деятельности парламента? Почему мы предпочитаем использовать предоставляемый нам парламентом комплекс политических возможностей, а не обходиться без него? Какие особенности действующей процедуры обеспечивают легитимацию политического решения?». См. подробнее об особенностях конвенционального метода: Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2. М., 1992. С. 109 и сл.