Валентин Фалин глазами жены и друзей. Нина Фалина
50-х годов. Почему такая длинная пауза? Да потому, что при 12—14-часовом рабочем дне на науку не оставалось ни сил, ни времени. А лепить из имевшихся в изобилии под рукой служебных бумаг некий ученый труд он считал неприличным. Не великий секрет: получение ученой степени или звания нередко было следствием занимаемой должности, а не наоборот. Без всякой пользы для дела.
Муж проштудировал горы книг, массу документов, русских и зарубежных. По памяти мог дать любую справку, касающуюся военного и послевоенного периода международных отношений. По вечерам Валентин раскладывал на обеденном столе записки, справочники, книги и писал, писал, писал. Потом к работе подключилась я, стала печатать варианты его диссертации на машинке.
Это было действительно счастливое время. Общая цель сблизила нас еще теснее.
Деньги не играли для нас слишком большой роли. Хотя Валентин зарабатывал публикациями в среднем 800 рублей в месяц (по тем временам прилично), мог бы иметь гораздо большие доходы, как его коллеги. Но в центре внимания – наука, ей подчинялся распорядок.
Слава? Известность? Почет? Его известность в другом. В глубоких знаниях в самых разнообразных областях: история, искусство, техника. Конечно, больше всего в первых двух. Эту копилку знаний обогащали ученые, писатели, искусствоведы, музыканты, врачи, коллекционеры. Многие из них побывали в нашем доме, и я видела, что беседы вызывали интерес обеих сторон. Целое собрание книг и пластинок с дарственными надписями авторов и исполнителей хранится в нашем доме.
Пануля помогает писать книгу
Не могу не сказать и о немецких хороших знакомых и настоящих друзьях. Этот солидный капитал Валентин приобрел, работая в Бонне послом. Всех не перечислишь, назову только четыре имени: Марион фон Денхоф, Рудольф Аугштайн, Эгон Бар, Берндт Гретен (мужчины – по алфавиту). Друзья в каждый переломный момент проявляли искреннее внимание к нашей жизни. Мы благодарны им за то, что дружбу они не ставили в зависимость от конъюнктуры и высоты ступенек на служебной лестнице. Эта дружба – его почет!
В пору своего влияния – до и после работы в «Известиях» – муж старался быть полезным тем, кто нуждался в его помощи. Она могла заключаться в житейских мелочах (организовать врачебную консультацию, купить лекарство, достать к сроку билет на самолет и т. д.). Но нередко неподдельное участие, осознание того, что «если не я – то кто же», поглощало много нервов, времени, сил, заставляя пробивать бюрократическую стену.
Через годы эта помощь обернулась нам добром. В трудную осень 1991 года друзья поддерживали нас своей верой. Они звонили из Москвы и Ленинграда, разыскивали нас из-за границы. Искали, зная, что наш телефон прослушивался! Никогда не забуду разговор с вдовой Евгения Мравинского. Она звонила из Ленинграда:
– Передайте ему, что он – олицетворение чести, наша гордость, что мы все его очень любим и сумма нашей любви не даст ему погибнуть.
Спасибо, Александра Михайловна.
Я