Сюжет для жизни. Татьяна Бершадская
она не нужна никому. Никому? Да ей, если похудеть, да сбросить эту проблему – своего мужа, да открыть глаза пошире на мир вокруг, – может, она и станет такой, как была, когда её любил Макс, когда она была счастлива с Севой.
«Нет, дорогая, – сказала она себе грустно, – такой уже нет. Поезд ушёл…»
А вот сейчас, выходя из банка и не давая этой мелкой гнуси улизнуть (он шёл сзади и, как ни пытался её обойти, чтобы выскочить и удрать – ничего у него не получалось. Всё-таки её необъятные размеры хоть здесь оказались кстати), она чувствовала себя самой простой бабой, и ей было не стыдно, что вот-вот, как только она выйдет и повернется к нему лицом, то тут же и влепит по этой харе со всей возможной любовью к процессу и от всей души.
Так и случилось. Маня от удовольствия даже зажмурилась. Ладонь жгло и болели пальцы, а этот полудурок верещал на всю улицу:
– Сдурела, корова? Руки распускать!
– Ах ты, с-с-сука, – прошипела Маня и даже словом не подавилась, ее распирало от азарта и злости, и обиды. И ей было безразлично, что люди смотрят и думают: «Вот опять эти русские морды бьют». – Ах, ты паскуда, ссуды берешь, ублюдок хренов. На что ты деньги взял, Шариков? Отвечать! Мне эту ссуду платить, рассказывай, падаль!
Маня с удивлением обнаружила, что ей доставляет искреннее удовольствие произносить все эти слова, которые раньше, если она и употребляла, то в контексте какой-нибудь шутки или анекдота, но не прилюдно, на улице, а среди своих, понимающих и ценящих такие слова именно за некаждодневность. Да и не такие вовсе, а покрепче, гораздо покрепче. Но вот эта брань была лучше мата, и Маня просто ликовала, что может так свободно объясняться и получать от этого удовольствие. Плевать ей было сейчас на все правила поведения в общественных местах. Муж шел чуть впереди, нахохлившись, его цыплячья шея алела от сдерживаемой злости, но он не смел поднять голову и посмотреть на Маню. И правильно делал – ничего хорошего в её глазах он бы не увидел. Там читалось только одно – «продолжение следует».
У поворота к дому он, было попробовал вильнуть в сторону.
– Куда? Назад, говнюк, домой!
И она погнала его к дому только одним движением плеча, а плечи у нее сейчас были помощней, чем у него. Ему был полный резон не спорить И он не стал.
Дома она сначала проверила, закрыты ли окна и дверь на балкон. Кирюшка был в школе. Ничто не мешало, но этот заморыш спрятался в туалете.
– Сиди, сиди. А вот свет тебе не нужен, – и она выключила свет.
– Эй ты, лошадь, включи свет! Я кому сказал?!
– А кому? Ну-ка, ну-ка. Кому ты это сказал? Ты на меня глаза поднять не смеешь, ты для меня с сегодняшнего дня пустота, тебя здесь нет. Я плачУ твой долг, но тебя уже через час здесь не будет со всеми твоими манатками. И мне неинтересно, где ты будешь жить, что ты будешь жрать и чем ты будешь с…ь!
– Это не только твоя квартира. Я здесь тоже имею право жить. И я никуда отсюда не уйду.
– Вынесут, –