Сталинградская мясорубка. «Погибаю, но не сдаюсь!». Владимир Першанин
оставайся помогать мне!
Я отрицательно мотаю головой. Вчера у нас убили медсестру. Мы ходим в поисках раненых вместе с санитарами, потому что многим надо оказывать помощь на месте. Нередко санитары, когда идут одни, не в состоянии оказать необходимую помощь и приносят уже остывающие тела. В закоулках и подвалах большого города, где все смешалось и нет сплошной линии фронта, тяжелораненые лежат порой часами. Медсестры и фельдшеры ходят на передний край по очереди, одинаково рискуя. Я не хочу пользоваться своими офицерскими звездочками как привилегией, чтобы лишний раз остаться в тылу. Обещаю хирургу, что схожу в последний раз и останусь ему помогать.
Этот «последний раз» едва не оказывается для нашей группы последним в жизни. Перебегая дорогу, один из санитаров получил осколок в руку. Сняли шинель, разрезали гимнастерку. Из глубокой раны толчками выбивало кровь. Перетянула руку выше локтя жгутом, обработала рану и наложила тугую повязку.
– Дойдешь сам?
– Дойду…
А через десяток минут мы попадаем под пулеметную очередь. Улица вроде очищена от немцев, позади разворачивают орудия. И вдруг пулеметная очередь. Меня спас санитар. Успел толкнуть, мы оба упали, а я почувствовала, как что-то обожгло спину.
Над головой прошли еще две-три очереди, затем пулемет замолк, и мы отползли за развалины. Сняла шинель. Наверное, я была в шоке, как тот паренек, раненный в голову. Мне стало жаль новенькую шинель, выданную совсем недавно. Трассирующая пуля располосовала ее, словно ножом, и обожгла спину.
Тут радоваться надо. Если бы санитар меня не толкнул, то я попала бы под пули. Шинель бы уже не понадобилась. Мы забрали очередного раненого и вернулись на сборный пункт. Увидев мою шинель, хирург категорически заявил:
– Все, хватит походов! Переодевайся, будешь мне помогать.
Вскоре подтянулся наш санбат, и я снова исполняла обязанности операционной сестры, сама проводила не слишком сложные операции. Запомнилось, что пришлось немало повозиться с бойцами, раненными осколками снарядов и мин.
Конечно, и пулевые ранения часто бывали тяжелые, но осколки доставляли нам особенно много хлопот. Мины и снаряды, взрываясь среди камней, земли, причиняли глубокие инфицированные раны, занося в тело грязь, микрочастицы всякой заразы, не говоря уже о клочках гимнастерок и белья, которые буквально вбивало в тело. Такие раны приходилось тщательно обрабатывать.
Да и сами осколки. Люди, которые не имели с ними дела, поражались, глядя на эти кусочки металла: изогнутые, рвущие тело, как разрывные пули, острые, словно бритва. А мелочь величиной с рисовое зернышко! Попробуй угадай и найди его, если даже входного отверстия практически не видно, а рентгена в санбате не было. И методы (кроме интуиции врачей) казались на первый взгляд чрезмерно жестокими.
Эти металлические зернышки искали с помощью тонких спиц. Как ни обезболивай, но если осколок вошел в мякоть ноги или руки сантиметров на 6–7, нужны очень чуткие пальцы и опыт, чтобы почувствовать металл. А если ошибешься и спица уткнулась в кость? Ведь