Квадратное время. Павел Дмитриев
улик и свидетелей. Найдут – хорошо, не найдут – для моих целей сие значения не имеет.
Вроде бы логичный план, но… черт возьми, для его осуществления нужна самая малость – вернуться вовремя! Сама по себе «трешка» не кажется сложным испытанием для смартфона. Однако надо помнить коварство большевиков: каэры из советских концлагерей возвращаются в столицы до крайности редко. Без протекции друзей и родственников их в лучшем случае ждет подконвойная ссылка на перевоспитание в какой-нибудь Нижний Тагил. В худшем – можно без шанса на отказ получить предложение в стиле «работай, где работал, только без конвоя и за зарплату». Или вообще бесхитростный довесок в пару-тройку лет к сроку.
Что случится с моим LG в жаре и холоде за шесть, семь, а то и восемь лет? Не превратится ли карета в тыкву, а электроника будущего в куски мертвого пластика и стекла, ничего дуболомам в погонах не доказывающие, а потому имеющие шанс раствориться в бездонных сейфах Лубянки, так и не попав в руки настоящих экспертов?
Не лучше ли мне сразу рассчитывать на обычную жизнь советского инженера? В борьбе обретать горб и грыжу, то есть лет эдак через десять полуголодного житья в коммуналке разработать ламповый контроллер для электропривода с широтно-импульсной модуляцией. Попутно вылизывать анус партактива в безнадежной попытке пережить великую чистку тридцать седьмого года – с контрреволюционной судимостью в личном деле. А после – проявить безмерный героизм в окопах Великой Отечественной или трусливо отсидеться за броней оборонного производства. Как альтернативный вариант: от беспросветных перспектив ломануться через границу куда-нибудь в сторону Китая, в гости к «добрым» партизанам Мао Цзэдуна… Хотя тогда уж лучше сразу в ближайший сарай – вешаться.
Выходит, паспорт и деньги из будущего вполне могут оказаться тем самым единственным активом, что способен придать моим словам достаточный вес. Иначе говоря, смерть главаря шпаны может оставить Россию на безнадежном пути в мясорубку!
Рука непроизвольно потянулась к карману, где в числе прочих лежала пара последних таблеток антибиотика{50}. Шевельнулись сомнения, стоит ли использовать хотя бы треть{51} на бандита и, скорее всего, убийцу? Не придется ли мне через неделю, месяц или год умирать от гангрены или – уже не в силах помочь – рвать на голове волосы перед умирающим ребенком?
Хотя последнее явно из разряда комплексов, вбитых в мою голову человеколюбивым двадцать первым веком. Полагаю, здесь и сейчас отношение к жизни принципиально иное. Даже за умышленное убийство дают обычно всего-то три года каторги, то есть столько же, сколько впаяли мне. А если кого прибил в состоянии аффекта – можно вообще годом отделаться{52}.
Легче ли от того моей совести? Нужно ли продолжать оправдывать себя возможностью спасти миллионы? Или проще наконец признаться себе, что замаячившая впереди жизнь в реальном СССР пугает меня куда больше, чем взгляды умирающих детей?
– Все
50
Чахотка – устаревшее название туберкулеза, который сложно вылечить кратким курсом антибиотиков широкого спектра действия. Но очень часто чахоткой называли и пневмонию, с которой и пришлось столкнуться главному герою.
51
Старые врачи с ностальгией вспоминают времена, когда 50–100 000 действующих единиц пенициллина гарантированно лечили любую пневмонию или жуткую газовую гангрену. Сейчас нормой считаются десятки миллионов единиц в сутки.
52
Статья 137 УК РСФСР 1926 г. (умышленное убийство) предусматривала «лишение свободы на срок до восьми лет». Статья 138 (убийство в состоянии аффекта) – «лишение свободы на срок до пяти лет или принудительные работы на срок до одного года».