Хроники Червонной Руси. Олег Яковлев
крепости были широко открыты. Подол и торжище заполнила толпа народа. Из моноксила136 легко выпрыгнул сверкающий чешуйчатой катафрактой137, весь залитый солнечным светом, горделивый князь Олег. Его тотчас подхватили, торжественно усадили на огромный червленый щит и торжественно понесли к воротам.
Следом ехали несколько вельмож в одеяниях из аксамита и вчерашние гости-купцы, ныне все в кольчугах и при оружии.
Понял Володарь, что обхитрили их с Давидом, что прав он был, когда понимал с горечью, что трудно им здесь, в далёком от Руси приморском городе, пустить корни.
От Олега можно было ждать самого худшего. Рядом скулил, изрыгал проклятия и жаловался Игоревич. Он то горевал об утерянном серебре, то грозил карой страшной охраняющим их ратникам, то сокрушался о своей несчастной участи изгоя. Потом вдруг успокоился, лишь вздыхал тяжко, глядел на стражей своих с ненавистью да повторял из раза в раз привычное своё «Такое дело!».
Володарь старался держаться хладнокровно, даже когда рассвирепевший Боян дважды ударил его ногой в живот, лишь процедил сквозь зубы:
– Мразь ты! И песни твои поганские138, для тупой толпы!
Такого знаменитый певец стерпеть не мог. Если бы не трое Олеговых людей, оттащивших его прочь, наверняка двумя ударами Володарь бы не отделался…
Олег, пепельноволосый и светлоглазый, держа в руках снятый шелом, с важным видом въезжал в детинец, сидя на щите.
– Слава князю Олегу! – неслось со всех сторон. Люди вдоль дороги подбрасывали в воздух шапки.
Олега Володарь видел в последний раз во Владимире семь лет назад. Тогда молодой, стройный юноша, Святославич заметно раздался в плечах, возмужал, заматерел.
«Его здесь любили и любят. Мы же – чужаки, на хазарскую хитрость только полагались». – На душе у Володаря стало муторно, гадко, противно до жути.
Вот и касоги прискакали, и ясы. Долгой вереницей, на горячих конях, шумные, в бараньих шапках, в бурках поверх броней, галдя, въезжали они в ворота. За ясами вослед рысили половцы, на дороге мелькали их лубяные аварские шеломы139. Гортанные крики, гиканье наполнили подворье. Столпилось ратного люду здесь столько, что и яблоку негде было упасть.
Опираясь на услужливо подставленное плечо гридня, князь Олег бодро спрыгнул со щита наземь. Вот взор его упал на пленённых родичей. Усмешка пробежала по смуглому загорелому лицу.
– Что, не ждали, вороги?! – прогрохотал он. – А я вот он! Своё пришёл воротить!
Некий яйцеголовый, наголо обритый ромейский вельможа в аксамитовой хламиде и с золотым протезом на месте носа подошёл к Олегу и зашептал ему что-то на ухо. Олег задумчиво покрутил перстом вислый ус. Затем вскинул голову, внезапно громко расхохотался, стукнул себя по облитой шёлком коленке, сказал громко:
– А что, прав ты, Татикий! Тако и содею! Отпущу Давидку с Володарем на все четыре стороны! Пускай на Русь отъезжают, столы
Моноксил – однодеревка, лодка, выструганная из одного дерева.
Катафракта – чешуйчатый византийский доспех.
Поганские – то есть языческие.
Аварский шелом – тип защитного шлема. Имел лубяную основу, скреплённую металлическими пластинами.