Впереди веков. Рафаэль. Ал. Алтаев
новые заказы. Каждый итальянский городок стремился заказать ему изображение своего патрона – святого, особо им чтимого. Кроме церквей и монастырей требовалось расписывать общественные здания и дворцы богатых граждан. Эти владельцы роскошных палаццо просили украсить стены фресками, изображающими подвиги членов их фамилий, аллегорическими картинами и ликами любимых святых.
Между учителем и учеником почти сразу установились простые, товарищеские отношения. Да и нельзя было относиться иначе к этому юноше, всегда ровному, спокойному и доверчивому, одна наружность которого располагала к нему всякого: стройный и грациозный, с прекрасным девическим лицом и мелодическим голосом, с изящными манерами. Он одевался просто, не вынося ничего яркого, кричащего; из-под тёмного бархатного берета без всяких украшений выбивались каштановые кудри, длинные и мягкие. Не мудрено, что и ученики Перуджино полюбили нового товарища: он никому не отказывал в совете и помощи, со всеми был приветлив, но особенно подружился с Эусебио ди Сан-Джордже.
Их дружба окрепла ещё больше после одного знаменательного дня. В мастерской, как обычно, был изрядный хаос и стоял шум молодых голосов. Здесь велись жаркие споры о чём угодно, лишь бы спорить. Была суббота, ученики с нетерпением ждали конца рабочего дня; толковали, как провести воскресенье, чтобы воспоминаний потом хватило на неделю. Слышались весёлые насмешки:
– Смотри наряжайся получше: vesti un ciocco pare un fiocco![6] Тебя ведь не слишком богато одарили грации.
– Ха-ха!.. Попридержи денежки, приятель, и позабудь хоть половину адресов таверн, которые тебе любы…
– Вассо е Vénere ridacon l’uomo in cènere…[7]
Эти пословицы и поговорки с упоминанием античных богов: Аполлона – бога искусства, Вакха – бога вина и веселья и Венеры – богини красоты и любви – были в обиходе среди художников.
К этому прорвавшемуся на исходе дня озорству Эусебио оставался равнодушен. Он молча работал над копией с картины учителя «Младенец Иисус и Иоанн Креститель» и не поднимал глаз, казалось, не слыша голосов товарищей. Рядом, у другого мольберта, был Рафаэль.
У Эусебио работа не ладилась. Он откинулся назад, провёл рукой по влажному лбу и вздохнул. Худой, болезненный, он сегодня казался особенно бледным и некрасивым со своими чёрными, торчащими во все стороны волосами, оттенявшими ввалившиеся щёки.
Рафаэль обернулся:
– Что с тобою, Эусебио? Болен?
– Устал. Целое утро бьюсь до одури и не могу поймать этот нежный тон, не нахожу красок, точно картина заколдована.
Рафаэль оторвался от работы, несколько минут внимательно вглядывался в оригинал и копию Эусебио, потом взял палитру и кисть и начал исправлять копию товарища.
– Посмотри, пожалуйста, – сказал он, – как ты думаешь? Мне кажется, этот тон верен.
Эусебио вспыхнул от радости.
– О Рафаэль! – пробормотал он. – Как легко тебе даётся то, чего напрасно ищут другие!
С этих пор он на всю жизнь остался другом
Одень полено – покажется «бантиком» (то есть «одень чурбан – покажется барином») (
Вакх и Венера превращают человека в пепел (