Впереди веков. Рафаэль. Ал. Алтаев
обед или принося вычищенное платье, говорила:
– Эх, где нет хозяйки, там всё идёт вверх дном. Без хозяйки и соль не солона, и мёд не сладок…
С некоторых пор художник стал уходить куда-то из дому, и говорили, будто видят его у соседей, куда он прежде не заглядывал.
Ведь Урбино – не огромный Рим, и в нём люди со всеми своими делами видны как на ладони.
В одно утро Джованни вернулся домой после продолжительного и таинственного отсутствия и сказал, избегая взгляда Рафаэля, убиравшего что-то в мастерской:
– А ты всё работаешь, мой мальчик.
Голос был необыкновенно ласковый, тон заискивающий.
– Да, батюшка, – живо отозвался Рафаэль, – мне хочется попробовать нарисовать по памяти того ангела, которого я видел на твоей фреске в церкви.
– Чудесно! Только ты слишком много работаешь.
Художник помолчал и продолжал смущённо:
– А я хотел тебе кое-что сказать… Видишь ли, скучно, очень скучно жить после того, как не стало её… твоей матери… Что ты на это скажешь, Рафаэлло?
Лицо Рафаэля затуманилось. Он молча кивнул головою.
– Вот я и придумал, – продолжал какой-то неестественной скороговоркой Джованни, всё так же не глядя на сына, – взять тебе новую мать.
Он запнулся на последнем слове и вопросительно посмотрел на мальчика. Лицо Рафаэля выражало страх и удивление.
– А-а… – протянул Рафаэль. – Но кто же, кто она?
– Она? – сконфуженно повторил художник. – Это дочь соседа… из хорошей семьи… дочь мессера Пьеро ди Парте, знаешь, может? Бернардина.
Рафаэль кивнул головою. Ах, Бернардина ди Парте, с таким звонким голосом… У золотых дел мастера в его лавке при мастерской несколько дочерей… Бернардина старшая… И все они помогают отцу в лавке… Бернардина – его мать…
Рафаэль вздохнул и, не ответив отцу на его вопросительный взгляд, заговорил о другом:
– У нас мало красок, батюшка, и всего меньше сиены… Ты не пошлёшь меня купить? И ещё надо бы для фресок молока.
Он говорил об известковой воде.
– Ну что ж, сходи за красками… сходи за всем, что надо…
Больше они не сказали друг другу ни слова.
Через несколько дней Бернардина, дочь ювелира Пьеро ди Парте, стала женою Джованни Санти.
Рафаэль со свойственной ему мягкостью встретил мачеху приветливо, сдержав боль, когда она водворилась в комнате матери и открыла баул с её одеждой. А Идония передала новой хозяйке ключи от кладовой. Вернувшись в кухню, на вопрос пришедшей к ней поболтать соседке, как ей понравилась синьора, она пожала плечами и буркнула старую поговорку:
– In terra di ciechi chi ha un occhio solo è re[2].
– Что же, будешь с ней век коротать?
Она отозвалась сердито:
– Немного мне этого века осталось, а здесь пробуду, пока нужна сиротке бамбино.
Так называла она Рафаэля и думала: кто сможет ему заменить ангела, ушедшего в страну, которую зовут раем и которую ещё никто не видел?
Идония
Среди слепых и кривой – король (