Вывоз мусора. Константин Шеметов
Монток в феврале». Но нет – на набережной Конди стояла жара, + 33 (при такой температуре мусор «излучал» не то что вонь – он смердел). Из головы не выходил запах помойки.
И тут вонь ушла.
Вонь ушла. Подул ветер. Ветер принёс с собой чистейший запах водорослей, свежей рыбы и аромат солнцезащитной косметики. Шум прибоя усилился, а к Антонио приближалась, радостно улыбаясь и подпрыгивая, Подравка Смешту – беженка из Чадыр-Лунга (Молдова) и уборщица в магазине бытовой химии Henkel. В самом имени этой Подравки слышался смех, и снег падал, и кто-то словно поддразнивал тебя.
Они познакомились в кафе с месяц назад и – странно – тут же притянулись. «Притягивающиеся стороны», – размышлял позже Тони, вообразив абстрактную и с элементами философского символизма картину. Картина содержала две повёрнутые горизонтально буквы «Т» – одна на жёлтом фоне, другая на зелёном. Буквы притягивались друг к другу подобно бамперам железнодорожных вагонов. Притягивались, но не касались, а их касание означало бы ошибку: вагоны сошли бы с рельс, пассажиры погибли бы, и на этом всё. Подравка Смешту была не подарок. Она, впрочем, и не скрывала, что не подарок, называя себя «мстительной сучкой». С этой «сучкой», как ни крути, Тони и мог разве что бегать по пляжу, но билеты у них были хоть и с одного вокзала, зато в разных вагонах, да и поезда, собственно, были разные. Сучка ехала, куда поезд вёз, а он всё ж таки в «Монток» – подальше от людей, ближе к морю и, образно говоря, к своему мусору (в надежде избавиться от него).
– Вряд ли избавишься, – словно угадав его мысли, возразила Подравка и, притормозив, кинулась к нему. – Как же я рада! – неожиданно тихо промолвила она, и тут из её глаз потекли слёзы.
– Ну что ты, Сучка? – Гомес растерялся и лишь прижал её к себе, не зная, как быть, и полагаясь на шутку. Полагаясь на время, случай и страшась беды. «Онкология – это накопленные ошибки», – припомнил он передачу на радио «Свобода» об онкологии в России. Главная проблема рака там заключалась в поздней диагностике (больные думают, что здоровы, но вскоре умирают).
Как выяснилось, Подравка тоже была на «пикете». Накануне она убиралась у кассы и, заслышав русскую речь, упала в обморок. Была ли эта речь русской – так и неясно, но там, где она очутилась, все и впрямь говорили по-русски. А очутилась она в своём распрекрасном Чадыр-Лунге. Сучка стояла на площади у памятника Ильичу – полная ужаса и с табличкой «Русские, вон!». Подобно Тони в Москве, её арестовали и изнасиловали, но не шваброй, как Гомеса, а айподом с записями популярных российских исполнителей. «Путинские шестёрки, блядь!» – выругалась Сучка, и точно: плеер содержал не менее тысячи треков – от Валерии до неизлечимо больного Иосифа Кобзона (певца и депутата нижней палаты).
– Вся их палата неизлечимо больна, – заключила Подравка и в который раз уже прильнула к Антонио.
Хотя бы вернулась, утешал себя Гомес.
Значит, он не один такой. Вот и Сучка – она ведь тоже, будучи в своей Гагаузии, старалась не высовываться. В Чадыр-Лунге