По ту сторону меня. Вита Моррис
сопроводил её к дверям особняка. Изнутри богатство Ключевского выглядело ещё богаче: декорированная беседка, небольшой прудик, цветочные клумбы… всё ухожено и доведено до такой скучной идеальности, что скорее напоминает картинку. Марта не успела оглядеть всё, что хотела, – у входа её встретила, предположительно, домработница, по недовольной позе которой можно было предположить, что гостям здесь не так уж и рады. Женщина со всей важностью стояла прямо в проходе, намереваясь не просто поздороваться.
– Я только что созванивалась с секретарём. Никакого свидания, и уж тем более интервью с прессой Алексей Александрович не заказывал.
– Это должно быть какая-то ошибка, – с максимальной мягкостью, на какую только была способна, начала Васильева. – Мой визит… не по заказу. Я ищу информацию по одному крупному делу, и Алексей Александрович, уверена, даст мне свои комментарии на этот счёт. Я предупреждала о визите по почте и телефону…
– Я здесь не для того, чтобы вникать в ваши рабочие нюансы, – и пусть прислуга Ключевского общалась весьма вежливо, своё раздражение, не вписывающееся в этикет, она явно скрывать не желала. – Врач наш, уважаемый доктор Боткин, строго-настрого запретил Алексею Александровичу волноваться. К тому же, сейчас он общается с сыном, а вскоре ему прописан оздоровительный сон. Если ваше дело действительно такое важное и заинтересует Алексея Александровича, вы подождёте, когда с вами свяжутся.
– Прошу прощения, не знала, что у Алексея Александровича проблемы со здоровьем, – произнесла журналистка так, будто ей было не всё равно на очередного страдающего от собственного же достатка бизнесмена. Что у него там? Рак, диабет, ишемия? – Но вынуждена сообщить, что моё дело не требует отлагательств. В таком случае, его сын, он…
– Уже здесь, – за спиной домработницы вначале скользнула лёгкая тень, а после в коридоре раздался нарастающий топот, – Марья, кто… здесь.
Сказать об их взаимном удивлении – ничего не сказать. Журналистка глядела на него с ничего не выражающей гримасой, в привычной манере приподняв правую бровь. Молодой человек же, ярко-красный додж которого был припаркован на заднем дворе, в лёгком смятении приоткрыл свои обычно перекрывающие друг друга губы, повиснув на низком для его роста косяке.
– Впустите её, – заключил он после кроткой неловкости и, обернувшись кругом, длинным шагом скрылся там, откуда возник, – я разберусь.
Марте не оставалась ничего, кроме как вручить своё пальто Марье и, хлопая озадаченными глазами, последовать за женщиной в гостиную, интерьер которой можно было описать тремя словосочетаниями: кожаная мебель, дюжина зеркал, дорогие ковры. Девушку усадили на высокое кресло около кофейного столика. Нервно ёрзая по скрипящей коже, Васильева могла задумываться лишь об одном: сколько квартир ей придётся продать, если она тут вдруг что-нибудь случайно испортит. На этот