Мои глаза открыты. Станция «Сибирская». Данила Решетников
из дешевого пластмассового предмета, застрявшего между губ покрасневшего, словно рак, Александра Валерьевича. Он положил начало, на первый взгляд, рядовой игре. Тренировочной. Легкой. Не скованной. Такие противостояния со стороны не выделяются ничем сверхъестественным. Но моими глазами и глазами Олеси все виделось совершенно иначе. Каждое мелкое единоборство сопровождалось скрытыми вспышками ярости. Каждый спорный мяч – оглушительными дебатами. Все это больше походило на, натянутую до предела, тонкую нить. Любое неловкое действие запросто оборвет ее.
Мяч у нас. Мы в позиционной атаке. Передаем поочередно его друг другу, в поисках наиболее выгодной точки для совершения голевого броска. Я замахиваюсь. Отдаю снаряд под себя. Ира подхватывает его и устремляется в угол. Там все перекрыто. Осознав, что бросить снова не получается, она передает мяч Марине, а та, в свою очередь, каким-то чудом вклинивается между защитницами, но ее тут же крепко обнимают со всех сторон и полностью обездвиживают. Звучит свисток. Это семиметровый.
– Лиза, держи, у тебя получится, – протягивает мне мяч, заработавшая право на этот бросок, партнёрша.
Я в полном недоумении.
– Эм…
–Давай, Лиза, ты сможешь!
– Я? Я… Хорошо, – так и не приходя в себя, лепетала я, с трудом шевеля своими губами.
Беру снаряд в правую руку и поднимаю его на уровень того же плеча. Сжимаю изо всех сил. Он так и направил предательски соскользнуть с моих мокрых, от пота, ладошек. В эту секунду, время для меня как будто остановилось. Я слышала, как не спеша бьётся моё сердце, сотрясая весь зал. Как каждая, просочившаяся сквозь поры, капля пота падала со лба вниз и с грохотом разбивалась о покрытие под моими ногами. Я делаю длинный замах. Все смотрят на меня, и лишь голкипер не сводит с мяча свой внимательный, полный концентрации, взор. Сейчас. Нет. Ещё пару мгновений. Ложный. Ведётся. Время начинает бежать. Я зажмуриваюсь и бросаю с отскоком. Вратарь отражает, но снаряд медленно скачет обратно. Я делаю движение к нему навстречу и…получаю сокрушительный удар в голову, после чего падаю на паркет без сознания.
– Лиза! Лиза! Очнись! Лиза! – кричала Настя, ухватившись за меня, на границе истерики и сумасшествия. Но я уже не возвращалась. Тогда она повернулась к Олесе. – Ты! Ты! Зачем ты это сделала?! Ты ведь нарочно её ударила, да?
Настя срывала голос, однако нарушительница нисколько не выражала своего сожаления. В зал вбежал Алексей Борисович. Все смешалось, словно в аду у Данте10и голоса стали неразличимыми. Но среди сутолоки и нескончаемого ужаса был отчётливо слышен неумолимый крик – лишь одно слово: «Лиза…»
* * *
Темно. Голоса. Вокруг были лишь голоса.
– Ещё одну дай. Ещё одну, Свет, я попросил тебя.
– Сейчас. Это мои перчатки.
Белый свет. Его слабая струйка. Я ничего не чувствовала. Все, окружающее меня, пространство, было затихшим и непроглядным. Лишь два преспокойных голоса.
– Вот кровь. Смотри, где я показываю.
Кое-как, постоянно
Да́нте Алигье́ри – итальянский поэт, мыслитель, богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, политический деятель. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной», введённый Боккаччо), в которой был дан синтез позднесредневековой культуры