Всегда живой. Александр Карпачев
начали бунтовать. Был в лагере некий Перценний, в прошлом глава театральных клакеров, затем рядовой воин, бойкий на язык и умевший, благодаря своему театральному опыту, распалять сборища. Людей бесхитростных и любопытствовавших, какой после Августа будет военная служба, он исподволь разжигал в ночных разговорах или, когда день склонялся к закату, собирая вокруг себя, после того как все благоразумные расходились, неустойчивых и недовольных…»
Написав несколько предложений, центурион внезапно почувствовал сильную усталость. Ладно, завтра продолжу, решил он и отправился в постель…
Звук трубы, играющей подъем, вырвал Марка из сна. Он не сразу сообразил, что находится в своей палатке, в пограничном лагере недалеко от Оппидум Убиорум. Из-за ранения в голову, полученного во втором походе Германика, с ним иногда случалось что-то похожее на потерю сознания, происходило это чаще всего в момент пробуждения. Но в первое время практически каждое утро Марк терял связь с реальностью, зависал, словно кто-то на невидимом пульте нажимал на паузу, останавливая кино, и ему долго приходилось ждать, когда начнется воспроизведение, и гадать, с того ли места или же нет. Марка хотели даже комиссовать, но он научился успешно скрывать истинное состояние своего сознания, а может, ему просто везло, и никто не обращал внимания на то, что его реальность прерывалась. Вскоре частота приступов уменьшилась, да и подвернулась подходящая служба. Сейчас приступы случались совсем редко, а реальность далеко не отбегала, хотя ощущение потерянности во времени и пространстве его не оставляло.
Первым, кого увидел Марк, был Эрих – немец, перешедший к ним на службу три года назад, во время внутригерманских разборок. Эрих жил в городе и работал там под прикрытием.
Склонившись над столиком, Эрих что-то читал. Центурион не сразу понял, что это его вчерашняя запись, которую он, ложась спать, забыл убрать в сумку.
– А ну-ка отвали, нехрен читать чужое! – грозно крикнул Марк.
– Простите, мой господин, но вы же знаете, что я грамоте не обучен, я не читал, я только любовался на эти прекрасные буквы, выведенные вашей прекрасной рукой. – Изображая испуг и покорность, Эрих отпрянул от столика.
Марк усмехнулся удачной шутке. В палатке они были вдвоем. Заместитель Марка пошел за завтраком. Штабные офицеры в лагере еду себе не готовили, для них было сделано исключение, обычные центурионы, как и везде в армии, вместе с рядовыми самостоятельно заботились о том, чтобы из выдаваемого дневного довольствия приготовить нечто съедобное. Считалось, что совместная трапеза с подчиненными укрепляет боевой дух и единство армии.
– А ты сказал Луцию, чтобы он и на тебя взял? – спросил Марк Эриха.
– Ага, я его прямо в дверях застал, сейчас каши с бараниной притащит, перекусим, а то я что-то выехал не позавтракав.
Эрих Краузе был рода, имеющего отдаленное родство с королем маркоманов Марободом. Он несколько лет жил и учился в Риме. После окончания учебы Маробод приказал ему вернуться на родину. Эрих знал, что будет выполнять