Лавка чудес. Жоржи Амаду
время от времени его неотразимые «Две строчки» протестов и жалоб, где он обрушивался на несправедливость и жестокость, восставал против нищеты, неграмотности, голода. Он был избран депутатом муниципального собрания, и волна его популярности забросила двух проныр, двух ненасытных крыс в кресла председателя и первого секретаря; он превратил муниципалитет в пристанище бедняков, боролся с муниципальными советниками, помогал народу захватывать пустующие земли, на которых потом выстроили жилые кварталы; и на следующий срок его уже избрать поостереглись. Прирожденный и разносторонний оратор, он произносил речи не только перед присяжными или в апелляционном суде, но и на любом празднике, на любом торжестве – где угодно: на гражданских церемониях и на обедах по случаю свадьбы, дня рождения или крестин; на освещении новой школы или больницы и на открытии лавки, магазинчика, булочной или бара; на похоронах какой-нибудь выдающейся личности и на политических митингах (в те времена еще разрешались политические митинги), причем его не интересовало, какая партия их устраивает. Он считал, что защищать интересы народа, обличать нищету, безработицу, нехватку школ можно с любой трибуны, в любой газете, а до остального ему дела не было.
Стоило послушать его выступления – вот хотя бы ежегодную речь 2 июня на Праса-да-Се у памятника героям войны за независимость, – это был образец гражданственной и высокопарной риторики. Сколько раз восторженная толпа на руках уносила его с площади!..
Майор, осипший от табака и алкоголя, гремел избитыми сравнениями и смелыми метафорами, сыпал афоризмами великих бразильцев и небразильцев – предпочтение обычно отдавалось Иисусу Христу, Рую Барбозе и Клемансо, – срывал аплодисменты. В речах майора блистали и искрились изречения и сентенции живых, мертвых и никогда не существовавших знаменитостей: в суде он ошеломлял ими своих оппонентов, и неколебимый апломб майора сбивал прокуроров с толку. Однажды, когда для обоснования неубедительной версии «допустимой самообороны» майор сослался на «славного Бернабо, гордость Италии и всех романских стран», самоуверенный и обозленный щенок прокурор решил уличить оратора во лжи, одним махом разоблачить обманщика:
– Виноват, мне никогда не приходилось слышать о криминалисте, упомянутом только что господином адвокатом. Да и существовал ли такой криминалист?
Майор с жалостью воззрился на самонадеянного юнца.
– Господин прокурор еще очень молод и не очень начитан. Естественно, что ему незнакомы классические труды Бернабо. Разумеется, никто не вправе требовать от господина прокурора такой осведомленности! Подобное невежество было бы непростительно человеку моего возраста, полуослепшему над книгами, а что ж спрашивать с господина прокурора!
Кстати, зрение у майора – исключительное: он даже очков не носит. В том возрасте, когда большинство людей уже одной ногой стоит в могиле и ждет переселения в лучший мир, майор прям и статен – «проспиртованное лучше сохраняется»,