Лавка чудес. Жоржи Амаду
и принимает у себя нескольких постоянных и почтенных посетителей. Это самая давняя из нынешних привязанностей майора: он увез ее из дома больше двадцати пяти лет назад.
В доме на Косме-де-Фариа шьет и вышивает на продажу ласковая мастерица Далина: лицо ее побито оспой, ей тридцать лет, она белокура и изящна. Далина познакомилась с майором, когда суровый отец выставил ее, беременную, из дому. Капрал, виновник ее несчастья, уже был женат; узнав о ребенке, он моментально добился перевода на юг. Майор устроил Далину в родильный дом, оплатил счет врачу, но и потом не бросил ее с ребенком на произвол судьбы.
В зеленом домике с розовыми ставнями на Итапажипе живет хорошенькая полуиндианка Мара: ей восемнадцать лет, у нее два золотых зуба, она мастерит матерчатые цветы для магазинчика на Авениде, дом семь, – сколько сделает, столько и продаст. Хозяин, впрочем, уже не раз предлагал ей заняться иной, более выгодной работой, да и красноречивый красавец художник Флориано Коэльо тоже хотел бы взять ее под покровительство, но Мара хранит верность своим цветам и своему любовнику. Приходит майор, и она окажется в его объятиях, почувствует его дыхание, услышит его охрипший от бессонной ночи голос:
– Как поживаешь, птичка моя?
Три домашних очага, три семьи, три любовницы? «Вранье! Быть этого не может!» – заявляют многие, узнав, сколько возлюбленных у майора, и как не понять их законное удивление и недоверие! В таких случаях майор извиняется, просит принять в расчет его преклонный возраст и хлопотную профессию: конечно, раньше, когда он был моложе и свободней, то сам сбивался со счета, перечисляя свои постоянные привязанности и мимолетные увлечения.
– Аршанжо всегда был окружен людьми, а девицы просто висели на нем, – говорит майор, а главный редактор Ари записывает неразборчивым почерком его слова. Доктор Зезиньо с любопытством слушает рассказ майора. Мелькают люди, события, улицы и даты: память у майора как бездонная бочка. «Лавка чудес», Лидио Корро, Кирси, палатка матушки Теренсии, Ивона, Роза, Розалия, Эстер, женщины, женщины, женщины, афоше «Дети Баии», мытарства Прокопио, полицейский комиссар-зверюга Педрито Толстяк, забастовка тридцать четвертого года («Об этом сейчас не надо, Ари, будьте добры, пропустите это место», – советует доктор Зезиньо своему редактору: горячая голова, вполне может заострить все внимание на забастовке, и хлопот с цензурой потом не оберешься), сантейро Мигел… Информация богатая, спору нет, но владелец газеты разочарован: вся эта болтовня не имеет никакого отношения к науке.
– Он умер в нищете, да? – спрашивает Ари.
Человек был добрый, простой, но горд и упрям, как черт, никто с ним не мог справиться. Сколько раз майор (и не только майор) предлагал ему поселиться у него: старик в ту пору окончательно лишился работы. Вы бы согласились? А он – ни в какую: «Я и сам не пропаду, в милостыне не нуждаюсь!» – и все на этом. Удалой был старик…
– Ровно двадцать пять лет назад он умер. А восемнадцатого декабря, как