Грань безумия. Олег Дивов
– самое милое дело.
Раллих покачал головой, оценивая, с кем свела его судьба.
– Что за зверь из лужи нам встретился?
– Так это искряк. Сейчас камни остынут, подберём, поделим пополам. Такие камушки у господ ценятся, так что даже если вервольфа не добудем, поход, считай, окупился.
– Палка у тебя обычная, – произнёс Раллих. – А нож?
– Нож тоже обычный, только костяной. У меня знакомый косторез есть, он и сделал. Вообще-то он ножи для бумаг мастерит, но они маленькие, а тут целый кинжал. Мастер ещё спрашивал: «Что за фолианты ты читаешь, раз такой нож потребовался?» – а фолианты вон какие на дороге встречаются.
– Понятно. Я такие камушки видывал, только не знал, откуда они берутся.
Под эти разговоры путешественники натаскали хвороста для костра.
– Ну-ка, посмотрим, как искряк работает… – Раллих откатил в сторону один, не вполне остывший камушек, стараясь не обжечься, подкинул его на ладони и с маху швырнул в кучу хвороста.
Костёр мгновенно заполыхал.
– Красиво. И это всё, что он может?
– Чего ему ещё мочь? Искряк и есть искряк. Каждый камушек на одну растопку. Потому и покупает его только знать. Мужик не ленится и кресалом постучать.
– Пожалуй, я возьму себе пяток штучек для интереса, а остальные тебе на продажу. Я хоть и не мужик, а кресалом стучать тоже не ленюсь.
– Спасибо, – сказал Стан.
Он сидел у костра, ошкуривая новую вырезанную в кустах палку. Срезанной веточкой порой помешивал в котелке, где начинали побулькивать крупа и копчёное мясо.
– Вот что неясно: мне кажется или костёр, разожжённый искряком, жарче горит?
– Может, и не жарче, но дружней. А я вот о другом раздумываю. Ворочун, о котором ты говорил, он на человека похож?
– Слегка.
– Крахт, как я понимаю, тоже. Искряк, с которым мы только что схлестнулись, опять же с виду как человек. Две руки, две ноги и даже сверху что-то вроде головы. Почему бы ему другой вид не принять, что их всех на человека тянет?
– Это нас тянет на них. Кабы не мы, искряк никогда бы человеческий вид не принял. Лежал бы лужей, жрал всякую мошкару, лягушку, в крайнем случае. Видите, я обо всем рассказываю, мне скрывать нечего, а вы так и не сказали, что вас сюда потянуло, да ещё без подготовки. Нет, я вижу, вы опытный боец и колдовству вас учили, но ведь по книжкам этому делу не выучишься. Скажем, искряк в виде лужи ничего не колдует, магии не проявляет, вот и вляпались бы в него. А вздумаете сражаться с кем-то, в ком колдовская сущность есть, так они, почитай все, в честном бою непобедимы, их в спину надо бить, что для вас неприемлемо, благородство не позволяет.
– Нечисть можно бить как угодно, благородство тут ни при чём.
– Всё равно. Я вижу, вы обвешаны оберегами, что майское дерево побрякушками, а настоящего опыта у вас нет. Прикончат вас здесь или ещё хуже что-нибудь устроят. Пожалеете, что живы остались.
– От смерти зарекаться не буду, а хуже не устроят, – возразил Раллих.
Он