Грань безумия. Олег Дивов
Расскажу. Вы мне не конкурент и другим разглашать мои секреты не станете. Значит, так… на охоту я выхожу, когда луна в третьей четверти. Вервольфы в это время по землянкам сидят тише воды, ниже травы. А то, что мы вой слышали, так это они не поют, а сообщают друг другу, что я появился, да ещё и не один. Был бы я один, шёл бы сторожко, они бы меня и не заметили. Я бы напал неожиданно, выискал бы логово. Детёнышей я не трогаю, от них прока нет, волчунью тоже отпускаю, разве что она совсем бешено на меня бросаться начинает. А самца скручу и волоку живьём в эту мою ухоронку. Думаете, петля под потолком у меня так просто? Мешок подвешивать и оленину коптить можно и без удавки. Я пленнику лапы, пока они ещё руки, за спину заверну и к потолку его подвешу. Суставы не выламываю, зачем лишку мучить? И без того, как луна в последнюю четверть входит, начинает болезного корёжить. Вот уж где вою, да крику, да хрипу, да плачу!.. А потом, глядь, там, где только что был задрипанный мужичонка, висит в петле матёрый волчина. Тут надо первым делом распялку в пасть и затем кузнечными клещами драть зубы. Другие охотники клыки выдирают, сперва зверюгу убив. Такие клыки еле светятся, и силы в них немного. А у меня – сияют, потому как выдраны у живого оборотня. Затем берусь за ножницы и начинаю вервольфа стричь. Он уже и не бьётся, понимает, что жизнь покончена. Конкуренты, опять же, волколачью шерсть с трупа остригают, а иные не стесняются к ней простой волчьей шерсти добавить. У меня такого не водится, поэтому, как на ярмарке в Изгольне слух проходит, что я из Вымерта с добычей возвращаюсь, перекупщики меня на полпути встречают, и каждый старается перед другими цену задрать.
– Да, жестокая у тебя работа. А стриженого оборотня куда деваешь? Отпускаешь новую шерсть наращивать?
– Нет, без клыков он всё равно не жилец. Но если его сразу добить, то он завоняет, а мне с ним в каморке две недели сидеть, пока луна во вторую четверть не уйдёт. Вот и висит, бедолага, мучается. Ну, да они терпеливые.
– Страшные вещи ты рассказываешь.
– Места здесь страшные. Вымерт. Иначе тут никак.
Городские ворота Пернбура обвалились, обратившись в гору обломков. Мощёная дорога ныряла под эту гору и выныривала с другой стороны уже в городе. Здесь идти было не в пример труднее, чем по тракту. Дорогу то и дело перегораживали завалы, от большинства зданий оставались лишь кучи щебня, хотя некоторые дома устояли во время давней катастрофы.
– Центр города где? – спросил Раллих. – Там, где у нас ратушная площадь и собор?
– Кабы знать… Церквей я тут вовсе не видел, таких, чтобы на наши похожи, а площадей несколько, любая за ратушную сгодится. За день всё не обойдём.
– Ничего. Главное – начать…
– Тогда вон оттуда начнём. Площадь там большая, и что-то волшебное на ней брезжится. А может, и нет. Слаб я такие штуки определять. Я, ежели что почудится, стороной предпочитаю обходить.
Площадь и впрямь оказалась такой, что в современных городах не встречается. Посередине когда-то стоял обелиск, ныне упавший, но по-прежнему поражающий воображение. Справа и слева подбегали улицы, разливавшиеся