Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики. Адам Туз
rel="nofollow" href="#n_493" type="note">[493]. Сенокос, жатва, молотьба, такое грязное и тяжелое занятие, как сбор урожая картофеля и свеклы— все это делалось вручную. И в то время как половина германского населения жила в непосредственной близости к деревне, многие другие еще хранили память о недавнем переселении в город. Сам Гитлер решил начать Mein Kampf с рассказа о том, как его отец, «сын бедного селянина», перебрался в Вену из гористой провинции Нижняя Австрия и получил место чиновника, но после выхода в отставку поселился на ферме «рядом с рыночной деревушкой Ламбах <…> тем самым замкнув круг своей долгой и трудолюбивой жизни возвращением к корням предков»[494]. Нацистская аграрная теория с ее напыщенной и расистской риторикой на тему крови и почвы и высокопарными идеями о будущем немецкого крестьянина не была атавистическим покровом, наброшенным на современное индустриальное общество. Нацизм, и в качестве идеологии, и в качестве массового политического движения, представлял собой порождение общества, все еще находившегося в переходном состоянии.
Маниакальная одержимость Гитлера темой еды также была связана с актуальными для Германии проблемами. Со второй половины XIX в. Западная Европа не знала голода – в значительной степени благодаря тому, что она имела возможность эксплуатировать новые обширные заморские источники снабжения. Однако Первая мировая война вернула вопрос об обеспечении продовольствием в повестку дня европейской политики[495]. Британская и французская блокада, не приведя к откровенному голоду, все же сумела вызвать в Германии и Австрии эпидемию хронического недоедания, на которую часто возлагают вину за смерть не менее чем 600 тыс. человек[496]. Вместе с кризисом и массовой безработицей в страну вернулись и серьезные лишения[497]. И даже в благополучные времена хроническое недоедание в начале XX в. было широко распространено на дне германского, как и любого другого европейского общества. Так или иначе, практически все жившие в Германии в 1930-е гг. имели болезненный личный опыт продолжительного и неутолимого голода. Даже массовую голодную смерть нельзя было назвать далекой угрозой, встречавшейся лишь в Азии и Африке. На восточных границах Германии в начале 1920-х гг. сумятица боевых действий, революций и гражданских войн в России, Польше и на Украине привела к аграрной катастрофе, которая по некоторым оценкам к 1923 г. унесла до 5 млн жизней[498].
В этом смысле можно сказать, что оригинальность и радикализм национал-социализма заключались в его нежелании удалять эти элементарные вопросы модернизации из программы XX в. Разумеется, удовлетворенным победителям в Первой мировой войне было более чем удобно объявить вопрос «жизненного пространства» закрытым. По сравнению с густонаселенной Германией во Франции на одного человека приходилось намного больше земли, не говоря уже об обширных колониальных владениях этой державы. Великобритания и США контролировали основные сельскохозяйственные угодья в Северной Америке и в Австралазии.
A. Hitler,
A. Offer,
C. P. Vincent,
A. Liidtke, «Hunger in der Grossen Depression: Hungerfahrungen und Hungerpolitik am Ende der Weimarer Republik»,
R. W. Davies, M. Harrison and S. G. Wheatcroft,