Дети и Рождество. Сборник святочных рассказов. Геннадий Мурзин
Дед Мороз дозволяет Наташке (соседская девчонка, противная ужасно, потому что подлиза, потому что подлизывается к Анне Ивановне, а еще ябедничает).
Внук согласно кивает головой и рассудительно говорит:
– Они – все такие. В нашем классе Светка…
– Ну, Сань, может, и не все, но встречаются… Да и к тому же вряд ли я был тогда справедлив… И вот… Наташка выходит вперед. И, шмыгая носом, постоянно запинаясь, кричит:
– Наша Таня громко плачет:
Уронила в речку мячик.
Тише, Танечка, не плачь —
Не утонет в речке мяч.
– Аплодисменты артистке. Особенно усердствуют и бьют в ладоши (это я вижу) Наташкины родители. После Наташки мямлит что-то свое Пашка. Он хоть и друг, но мне за него приходится краснеть. Я тоже готов. Меня явно не замечают. Но я упрямо заявляю о себе. И вот, когда выступило пять или шесть школьников, ко мне подходит Дед Мороз.
– А ты, мальчик, что можешь рассказать? Вижу, давно рвешься. Ну, слушаю.
– Я вырываюсь вперед. Я бесконечно счастлив, что вот, теперь и на меня смотрят люди; что теперь и меня будет слушать вся деревня. Волнуюсь. Мну обшлага ситцевой рубашонки.
– Ситцевая, дедуль? А это какая такая?
– Из самой дешевой ткани, из ситца, значит, Сань. – Старик, шумно вздохнув, продолжает рассказ:
– Начал читать стих…
И живет в колхозе дед
В девяносто восемь лет.
Бодрый он имеет вид
И в работе деловит…
Краем уха слышу, как кто-то из гостей новогоднего праздника комментирует:
– Ишь, ты! Стар, а все робит…
– Дедуль, а что такое «робит»?
– Колхозники на Урале тогда так говорили: робит – значит работает.
Внук кивает, давая деду понять, что теперь ему все ясно.
Дед вновь берется за рассказ:
– Я же с прежним усердием продолжаю:
Годы деду не преграда,
У него своя бригада.
И выходят с дедом в ряд
Тридцать пять его внучат.
Все тот же зрительский голос:
– Ух, ты! Надо же! Дед – молодец! Мальчуган – тоже! Вона, как лихо шпарит!
– Зрительская ремарка лишь прибавляет мне энтузиазма.
Внук снова спрашивает:
– А что такое «ремарка»?
– Это, внук, проще говоря, замечание по какому-либо поводу… Так-то вот… Ладони, значит, вспотели. От волнения. Потому что наступает, можно сказать, самое главное и самое трудное для меня: я должен перечислить все имена. А это вам не «наша Таня громко плачет»… Посложнее будет. Попробуй-ка, упомни тридцать пять имен. И не абы как, а чтобы складно. Собираюсь с духом и продолжаю. Вот и последние имена:
Клава, Люба, Настя, Даша,
Катя, Оля, Зина, Маша,
Света, Нина, Лида, Валя,
Аня, Таня, Вера, Галя,
Клим, Игнат, Ефим, Андрей,
Виктор, Игорь и Евсей.
Я