Жил-был Генка. Светозаръ Лучникъ
разве изречёшь ему своё? А может, открылся бы, и легче стало? Порою, чтобы уравнять право ненадуманной свободы, достаточно доверить своё состояние боли какому-нибудь лицу. А ныне вот отец был поставлен на меру сию.
«Нет, отец не поймёт, – снова пробежала фраза, – не поймёт меня… И никто уже не поможет… Поздно что-либо делать, ничего не вернуть на прежний уровень… Всё минуло и свалилось куда-то вон за ту черту… Эй, ветер, пронеси чашу сию… Нет, не пронесёшь… Тогда прими меня в объятия свои…»
– Картошка в этом году хорошая, – сказал отец.
Генка не слушал его, он был весьма далёк от земного случая. Какая картошка! ему умирать, умирать сегодня! Ни картошка, ни лунный отблеск, ни седая проседь облаков, ни звёздная пыль в вышине, ничего, ничего не мило!
Мать накинула тёплый платок, выглянула в окно с кухни, потом крикнула погромче, чтоб услыхали её. – Скоро ли спать ляжете? Никак не наговорятся. Ишь, отец и сын… Говорят, говорят… Давайте уж на боковую… Время-то позднее…
Знала бы ты, мать, какую непростую думу твой сын вынашивает в эту минуту?! Потом и завоешь от ужаса, да только ужас так сожмёт тисками, что ум оближется болью сыновней, а не отмыться от ней во веки вечные. Пожалуй, веки вечные иначе предстанут.
– Иду, – отозвался дед. – Ты идёшь, али как?
– Попозже…
– Ну, давай, побудь чуток один…
– Угу…
Луна спряталась в облаке, она чувствовала, что в эту ночь рождается беда, неминуемая, но беда одного человека, готового вступить в вечность, совершенно не зная её намерения. Луна пыталась повлиять на душу мужика, но он не принимал позывные. Не мог принять.
Звёзды также посылали свои искры раздумий, но и их образы потеряли свою мудрую ценность, хотя растворялся плач золотых огней на его душе, да только Генка больше не укреплял себя волею творческих намерений. В нём бурлила безудержная страсть воскресшего греха, утомляющего сознание и влекущая куда-то вперёд. А что там впереди? Свет или тьма?
– Ты скоро? – Отец обернулся напоследок. Удержи в себе это прощание, постой ещё и ещё… Больше не будет такой дорогой минуточки! Она нынче последняя и заветная. Не приостановить её ход… Эй! Никого… Уже никого нет рядом.
– Скоро…
– Не засиживайся, завтра рано вставать…
И мать сказала опять своим зычным голосом:
– Холодно уже… Давай иди в кровать… Завтра новый день…
О! что будет завтра?! Никто не прозревал! И Генка не ведал! И не мог даже предположить себе, чем обернётся утро и для него, и для его родителей. И думать об этом не хотел, но думы калечили и весьма изламывали. Даже показалось…
– Кто тут?
Тихий шорох осыпающейся в огороде листвы сумел-таки поджарить мысль явившуюся вдруг как-то болезненно из ниоткуда. Тень ада приползла страхом возмездия и была отвратительной, чужой, зловещей. И дыхнула страсть в лицо…
– Больше не увижу рассвет…
– Увидишь! – Шепнули в ухо.
– Кто тут?
Никого нет.
Но кто-то всё-таки есть.
Эх! Воля райских сил! Зачем, зачем