Осколки сгоревших звёзд. Морвейн Ветер
от семьи и больше не посещал дом Краузов никогда.
Но здесь, в герцогском поместье Звёздная Пыль, остался его сын. И чем старше становился Ирвин, тем больше Герард узнавал в нём отца. Как ни старался он полюбить младшего внука так же, как любил старшего, воспоминания о смерти Камиллы всплывали в его памяти всякий раз, когда Герард смотрел на мальчика.
Были и другие причины, по которым он не мог доверять Ирвину. Возраст Герарда этой осенью перевалил за двенадцатый десяток лет, и он слишком хорошо знал, как много решает кровь.
Род Луиса тоже был достаточно знатен и богат. И Ирвин, получивший бразды правления системами Аркана, всегда помнил бы о том, что в нём течёт не только кровь Краузов – но и кровь Дюранов.
Пристрастия Герарда были очевидны и просты и до последних дней он надеялся, что его личным симпатиям и его долгу главы семьи не придётся разойтись.
До последних дней – пока Госпожа Консул не вошла в его дом и не предъявила ультиматум, который назвала красивым словом «союз».
Хельга требовала, чтобы Герард написал завещание на имя Ирвина, и даже объясняла почему – Ролан слишком импульсивен, слишком «склонен к деструкции» по её же собственным словам.
Герарда, разумеется, мало убеждал этот аргумент. Куда существенней был другой – Консул обещала лишить Краузов патентов на разработку шахт в пограничных землях между Логосом и Арканом, которые Герард получил из её же собственных рук после войны.
О честности говорить не было смысла – Герард был знаком с Хельгой больше восьми десятков лет и отлично знал, что та представляет из себя. Какие бы благие намерения ни вели её, Хельга не была представительницей ни одного из знатных домов и о чести не знала ничего.
Впрочем, идти на поводу у её требований Герард не собирался. Да, в руках Хельги была возможность не только лишить большей части доходов его семью, но и передать эти доходы в руки проклятых Рейнхардтов. Но у Герарда тоже оставались тузы в рукаве.
Как ни хотел он дать Ролану возможность самому строить свою жизнь, благополучие семьи было важней.
«Особенно, если он собирается выбрать эту девушку… не принадлежащую ни к одному из Великих Домов, – думал Герард, глядя, как двое удаляются по аллее прочь, – ему всё равно нужно продолжать род».
Исгерд шла рядом с Роланом, стараясь попадать в ногу, и невольно удивлялась тому, как отличается эта прогулка от той, самой первой прогулки с Волфгангом.
Этот парк был ей таким же чужим, и Ролан не спешил посвящать её во все тайны внутренних отношений дома фон Крауз. О своём детстве он рассказывал скупо, выбирая лишь те моменты, которые запомнились ему с лучшей стороны.
И всё же в любом из рассказов Исгерд чудилось биение жизни – настоящей, пропитанной свежим воздухом соснового парка, которой не доводилось испытывать ей самой.
– Здесь мы с Брантом встретились первый раз, – сказал он, указывая на узкую полосу побережья, покрытую чёрным вулканическим песком. – Его отец приезжал к… – Ролан запнулся, но Исгерд не стала выпытывать