Защита Отечества. Валерий Журнега
оперлась на Новосечинский ретраншемент. После оглашения строжайшего повеления Российской Государыни, освобождённые от присяги сечевики неохотно сложили ружья. Под треск барабанов парадным маршем уходило с поля хорошо организованное русское войско, унося в свой лагерь ценные трофеи. Только что упразднённое Запорожское войско в смятении своём разбегалось в разные стороны. Честно отслужившие ветераны и горемычные калеки громко сетовали на судьбу-кручинушку, не стыдились в горький час своих слёз. Основательно вытоптанное поле вскоре опустело. Разбитая пулей сорока покоилась в неглубокой яме подрытого корня дуба. Чудом уцелевший кое-где травяной стебелёк упрямо тянулся к небу. Основная же масса травы безжалостно погибла от солдатских сапог.
Испугавшись большого количества народа, забравшегося на крышу церкви, голубиная стая шумно поднялась на крыло. Ещё некоторое время потревоженные голуби безнадёжно кружились над головами серьёзно взявшихся за дело людей. Кровля храма на глазах меняла свои привычные формы, а из-под отрываемых досок крыши, словно горох, высыпались на землю не досиженные голубиные яйца. Прогоняемые диким свистом, навсегда теряя некогда обжитый кров, птицы стремительно взмыли в небо и за считанные мгновения стали ничтожно малы под облаками.
Суета-сует овладела всей Запорожской Сечью. Всё в округе кружилось дьявольским хороводом. Взятые ещё вчера после полудня в плен кошевой атаман, писарь и войсковой судья были немедленно выпущены сегодня на свободу под честное слово. Разобраться без них что к чему в товарищеском ордене было просто невозможно. Правда, Пётр Иванович Калнышевский, принявший обет покаяния, от всех насущных дел самоустранился. Он спокойно сидел дома и на все многочисленные вопросы простецки пожимал плечами, отхлёбывал из блюдечка чай, хитро улыбаясь в седые усищи. Писарь Глоба и войсковой судья Головатый сами, как могли, отдувались от дотошного московского начальства.
Охотников разбирать Тело Христово вызвалось немало. Работа исправно кипела кругом. Отец Серафим скорбно сидел на камне возле красных дверей церкви, время от времени тяжело в сердцах вздыхал, неустанно читал себе под нос молитвы и широко крестился. Лучший плотник на Сечи Остап Головченко, гонимый любовью Христовой и личным состраданием к уважаемому всеми священнику, решительно приблизился к погружённому в сокровенные таинства отцу Серафиму и, боясь прогневить его, трижды перекрестившись, клятвенно заверил, упав на колени перед упавшим духом батюшкой:
– Не горюй, отче. На радость небесам, если жив буду, воздвигну в новых землях твою красавицу! – Священник в ответ грустно улыбнулся.
К закату, как и обещали мастера, добрались-таки до пола церкви, из-под которого метнулись в разные стороны тараканы да крысы. Только одна, огромная, белая церковная крыса бежать прочь от людей не стала. Важно усевшись на задние лапки, отбросив длинный хвост, щурясь от яркого света, крысиная королева розовым