Десять лет походов спустя. Размышления над походным фотоальбомом. Андрей Затонский
настырно пёрлись к нему издалека – это что-нибудь да значит!
В довершение ко всем прелестям дня я ухитрился заблудиться на тех трехстах метрах, что отделяли павшую смертью храбрых группу от земли обетованной, и проволок всех через такие тальники… Вволю поматерились.
И вот вам результат: пятеро участников у финальной лиственницы. На Светах ещё написаны переживания по поводу тальников и Сусанина-руковода. Большой – он и в Африке Большой: стоит себе, руки в брюки, как ни в чем не бывало. А два искателя стоянок веселятся себе: ура, приехали! Дождя нет. Облачность вдруг начала подниматься, верхний обрез хребта четко виден на заднем плане. Скоро потеплеет, но пока все, кто могут, в перчатках, даже Большая, хоть она их и терпеть не может.
6
Трудно описывать приятные походные события. Ещё труднее, правда, отсидки: там вообще не удается вспомнить ничего путного, что могло бы хоть как-то оживить повествование. Легко даются всякие неприятности и беды: стремительный водоворот событий накрепко приковывает внимание и не дает расслабиться вплоть до счастливого разрешения ситуации. Или до несчастного.
Но здесь не тот случай. Всего по две фотографии сделали мы с Маленьким на этом замечательном биваке, а сколько приятного осталось в душе и в памяти!
Костровой тросик плотно увешан всем, что только поддается сушке. Над самыми котлами – разнокалиберные носки, на флангах – х/б22Алексея Владимировича и вечно мокрые джинсы Белобрысого Кошмара.
Большие и Марабу старательно тянут к огню руки с надетыми на кисти носками. Взгляд Лёши на его беленький носочек вполне философский. Карта не лошадь, к утру повезет. Носок не море, глядишь, и высохнет. Сидит Алексей по-турецки, из-под коленки выглядывает подошва резинового сапога. Большой – стоик. Я бы не вынес топать весь день в испанском ботинке. Это ж надо было видеть его большой палец на ноге, синий, размятый в мотлах, изуродованный. А ведь шел. Ботинки, виновники травмы, валяются поодаль с вколоченными внутрь деревянными клиньями. Чтоб хоть немного раздать их.
Андрей исступленно жмурится. Дым от сухих лиственничных дров почти прозрачный, а разъедает глаза не хуже любого другого. Его носочек растянут обеими руками на добрый метр, но Светлана Юрьевна не постеснялась просунуть свою руку ближе к костру. Может, Марабу этого и не видит – много увидишь с закрытыми глазами?
Вокруг костра лежат раструбами к пламени разные тапочки. Надежда греет: вдруг да подсохнут, потеряют с полкило веса. Известно ведь, что килограмм на ногах, как раз полкило на каждую, эквивалентен по затратам сил пяти килограммам в рюкзаке. Чуть в стороне аккуратно сложены равновеликие чурочки – забота Маленького. Он уже вошел во вкус и сейчас пластает сушняк где-то далеко, звук топора еле доносится. Котлы висят и греются к помывке контингента. Мыться желают все, кроме
Хлопчато-бумажные штанцы военного образца.