Струны пространства. Алгебра Слова
сдохнешь, – ядовито сказала Марина. – Утром мама тебе еще кашки вчерашней подогреет на сальце. Я предполагала, что ты хотя бы извинишься.
– Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, – привел я ей доказательство. – А ты подобным образом убиваешь во мне любовь.
– Ее у тебя сроду не было, – серьезно сказала Марина.
– Зачем же ты тогда со мной связалась?
– Тебе квартиру дали, ты был не жаден, серьезен и работящ.
– Это все?!
– А разве еще что-то нужно? – удивилась она.
– Да это у тебя любви сроду не было!!!
– Какая печаль, – прищелкнула она языком. – У меня теперь пальто есть. Будет муж, ребенок и квартира. Не забудь, что получку надо отдать за пальто. Скажи спасибо, что я не сообщила родителям, что ты меня ударил утром.
– Я тебя отодвинул, – возмутился я.
– Не важно. Это было насилие. И я проревела целый день.
Я откинул одеяло.
– Ты куда? – она схватила меня за руку.
– Курить.
– Только не вздумай оказаться в институте. Я к начальству пойду!
– Иди, куда хочешь.
– В подъезд выметайся. В квартире и на балконе я курить больше не разрешаю. У тебя десять минут. Я время засекаю.
Я бегом сбежал по лестнице. Помчался к дому Эмиля. Окна его были темны, на площадке никого не было, в подъезде было также тихо. Я на всякий случай поднялся до верхнего третьего этажа, проверяя нет ли Эмиля на лестнице. Постоял у его квартиры, послушал тишину, и со спокойным сердцем вернулся домой.
– И? – прошептала Марина.
– Что? – в недоумении переспросил я.
– От тебя не пахнет сигаретами. Ты куда ходил?
– На северный полюс, – я отвернулся и мгновенно заснул.
Глава 2
Я теперь понял, почему девчонки таскали своих запелёнатых кукол на руках. Первое время Данька часто плакал, особенно по ночам. Я отвязывал сетку от спинки бабушкиной кровати и садился рядом. Клал на колени подушку, подтаскивал Даньку к себе и легонько покачивал ногами. Данька смешно причмокивал, крепко засасывая пустышку во рту, и затихал…
К осени мне купили школьную форму и портфель. Новенькие тетради и прописи, альбом и краски, ручки и карандаши, которые помещались в деревянный пенал…
Письменным столом по-прежнему владели стопки Данькиных пеленок. Поэтому я пристроился на облупившемся подоконнике. Слева сложил бабушкины книги с моими «закорючками», а справа появились мои три первых учебника. Посередине я поставил настольную лампу. Ночью я ее включал, просыпаясь от Данькиного крика. Она горела за шторами, мягко рассеивая свет на четверть комнаты, как раз до конца бабушкиной кровати.
Утром я бегал на молочную кухню за кефиром и молоком для Даньки, потом мчался в школу. В обед меня встречала вечно недовольная и растрепанная мать, ставила передо мною тарелку супа, а затем выпроваживала с коляской на улицу.
Девчонки со двора мне завидовали. Живая кукла была только у меня.