Струны пространства. Алгебра Слова
прошлое? – безучастно спросил Эмиль, поглощенный своими мыслями о предстоящем новом проекте.
– Художник пишет исходя из собственного воображения. А оно базируется исключительно на нематериальном накопленном багаже прошлого, взятого из подсознания. И любые мечты, как любое будущее, это всего лишь ростки корней прошлого.
– Я не понимаю связи со стариком.
– Я тоже.
– А что ты тогда распинаешься?
– Сам не знаю, – ответил я. – Настроение такое.
Я замолчал на пару кварталов, а потом продолжил:
– Фотография – это, знаешь, что? – поскольку Эмиль мог беседовать только на темы электрического тока или близкие к ним, то ответа я и не ждал. – Это искусство манипулировать светом. А что в нашем понимании олицетворение света? Добро, любовь. Следовательно, наше настоящее будет настоящим, если есть источник любви.
– Ты заткнешься, с любовью спрашиваю? – доброжелательно поинтересовался Эмиль.
– Да, – подумав, ответил я. – Я, в принципе, все сказал.
Когда я вернулся от фотографа, Марина с недовольным выражением лица взглянула на меня, оторвавшись от книги. Она листала пособие для будущей матери. Не дождавшись извинений с моей стороны, Марина демонстративно погасила свет и легла спать. Меня это отнюдь не расстроило. Ужин в одиночестве мне представлялся более увлекательным занятием.
На плите в сковородке оставалась жареная картошка. Я неспешно поел, поставил чайник, и, открыв окно, закурил. Спокойно попив кофе, я принял ванну и пошел в комнату. В квартире стояла тишина, точно я находился в ней один. Давно у меня не было такого умиротворенного вечера. Очевидно, что мне лучше без Марины.
«Но как теперь «без»?» – я поднял ее пособие с пола. Не думаю, что Марину оно интересовало. Я уверен, что это часть спектакля: «я хорошая, ты плохой».
Я забрался под одеяло, и Марина тотчас сделала движение навстречу мне, но я не нашел в себе отклика. Я не отождествлял ее больше с желанной женщиной. Марина могла теперь жить со мной до конца дней, быть покладистой женой, хорошей матерью, хозяйкой моего дома, возможно, она могла бы стать мне товарищем, но не моей женщиной. Что-то треснуло в наших отношениях, если оно вообще когда-то было. Я не стал пересиливать себя и отвернулся. Марина отодвинулась на самый край.
Долго я не мог заснуть, думая то о фотографе, то о Маринином ребенке, который решил за меня мое будущее. Почему-то я подсознательно не мог назвать его своим, и даже не понимал, кто виноват: я или Марина.
Я мучительно и болезненно для себя представлял на его месте такого же мальчишку, как мой Данька, чтобы уже сейчас начать любить и ждать его появления. Но у меня ничего не выходило.
Марина похрапывала на другом краю дивана.
Все лето я работал на железнодорожном вокзале. Как я не хотел вычеркнуть свое хулиганское прошлое в новом городе из своей памяти – ничего не получилось. Выгружать вагоны, хоть и не почетная работа, но крайне труднодоступная и востребованная среди таких, как я. На вокзале дежурила своя блатота, которая распределяла