Дора, Дора, памидора…. Сергей Чилая
себя. Крыша встала на место, и лишь сильный кашель напоминал случившееся. Открыла глаза: Марчелло с юристом в морщинах, имени которого так и не вспомнила, стояли надо мной и улыбались.
Кашляя и выплевывая воду из легких, я поняла, что успела унести ноги и прохрипела:
– Where's the fucking bitch, gentlemen?
– In the ocean, – успокоил доцент. Я оглянулась. На корме, свесив ноги за борт, сидел Бен и что-то кричал Дарвин, волочившейся на веревке за яхтой. А яхта двигалась с крейсерской скоростью, и Дарвин приходилось несладко.
Я подумала, что зло давно изжило в себе инфернальное начало, поменяв свою природу. Люди научились вершить зло самостоятельно, без помощи дьявола. Даже превосходить его в подобных делах. Кто-то из классиков даже заметил по этому поводу: «Абсолютное зло благотворно в нравственном отношении». На английском сформулировать это не смогла и заорала, как недавно Дарвин, только попроще:
– What the fuck, dolts?! – Что означало: я расскажу, где прячу контейнер с артефактом, а вы достанете Дарвин из воды. В тот момент я могла наобещать все, что угодно, лишь бы спасти ее. Похоже, у них тоже не было выбора, потому что остановили двигатель и принялись подтягивать Дарвин к корме.
За этим занятием нас застал катер береговой охраны. Уже в темноте он подошел вплотную, пугая сиреной. Включил прожектора и заорал:
– Береговая охрана Соединенных Штатов! Не пытайтесь скрыться! Оставайтесь на месте!
Я оглянулась: Бен с юристом остановили подъем Дарвин и начали травить трос, которым была обвязана моя начальница.
Алкоголь в крови, океанская вода в легких и бесконечный психологический стресс с чередой безумных событий делали свое дело. Крыша снова поехала, но как-то привычно, по накатанной дороге. Я воспринимала происходящее откуда-то сверху, с галерки, будто не была участником затянувшегося мюзикла. Хотя во всю старалась докричаться до прибывших погранцов, чтобы объяснить про Дарвин, которая болталась за кормой. Но они были заняты другими делами: проверяли документы, корабельную лицензию, говорили про права, про юристов, осматривали каюты, камбуз, препирались с Беном…
Я вдруг вспомнила кто автор «благотворного абсолютного зла»? Томас Манн, конечно, в «Романе одного романа». И, встав на литературные рельсы, покатила дальше. Теперь я была Дульсинеей Тобосской и терпеливо ждала появления рыцаря на коне. Борца с несправедливостью и ветряными мельницами… И увидела Тихона. И подумала: «Слава Богу! Барин приехал». И простила ему все. Подползла, ткнулась головой в колено. Хотела лизнуть, но сил хватило лишь на то, чтобы мотнуть головой в сторону кормы…
Я переместилась с галерки в незнакомый, как у Лермонтова, провал. Скорее, в пропасть с отвесными стенами, по дну которой бежал ручей с другой водой. По берегам сидели бигли из институтского Вивария и в месте со мной наблюдали продолжающееся представление.
Несмотря на старания, никто не обращал на меня внимания. Я пыталась кричать, но голос пропал. Встала на четвереньки. Добралась до кормы… и увидела Дарвин, что продолжала барахтаться неподалеку.